Актёр Чингиз Капин: «Умные и творческие в стране не нужны»

Последний год Чингиза Капина можно встретить в театре только в качестве зрителя. В социальных сетях актёра, чьё лицо недавно мелькало в каждой третьей рекламе или сериале, тоже больше посты про путешествия, быт и собаку. И наш разговор, который изначально строился на творчестве, в итоге плавно перетёк в интимную плоскость. Поиск себя на рубеже 40 лет, усталость от актёрства, гражданская позиция, сравнение жизни «там» и «тут», возвращение на сцену…

Быть нужным и желанным

– Чингиз, мы постоянно сталкиваемся на премьерах твоих коллег в театре, но тебя самого на сцене давно не видно. Что случилось?

– Я минимизировал своё участие в театральных постановках, в первую очередь из-за усталости. Многие считают, что, когда человек играет различные роли, то каждый раз это новая жизнь. Для меня как для профессионального артиста театра это рутина. И усталость начала сказываться на честности: когда выхожу на сцену, необходимо чётко понимать, о чём я хочу поговорить со зрителем, и почему для меня это важно. Тогда это имеет какую-то ценность. А когда это происходит часто и даже вопреки твоему здоровью, то начинаешь анализировать и выбирать вещи, которые тебя не убивают.

Я хочу поменять формат своего существования как актёр в обществе, иметь независимые проекты, быть творческим фрилансером. Очень вдохновляюсь, когда вижу проекты, где коллаборируют артисты и режиссёры, балетные труппы, художники, певцы. Мне кажется, именно в слиянии – сила творчества. Но сейчас точно понимаю, что не готов существовать в институте. Хочется прежде всего почувствовать человеческую свободу, а не творческую. Меня сейчас сильно интересует кинематограф, съёмки в международных проектах. Это большая мечта с самого раннего детства. И думаю, что потихоньку я к этому приду.

Фото Дмитрия Поваляева

– А где хотелось бы попробовать себя, если говорить об отечественных проектах?

– В историческом кино. Конечно, со стороны трудно себя оценивать. Мой агент говорит: Чингиз, пойми, ты городской типаж. Но мечты же для чего-то существуют!

Мне очень хочется посотрудничать с творческим движением õzen. Ещё хотелось бы поработать на казахском языке. 

Иногда в жизни артиста бывает, что ты долго находишься на сцене и в кадре, и это нахождение в постоянных образах заставляет тебя искусственно смотреть на вещи, которые происходят в реальности. Ты пропускаешь живые и классные моменты. В последнее время я стал чувствовать, будто забываю про реальную жизнь. И тем самым обесцениваю себя как человека, не даю себе права на настоящие чувства, желания. И в прошлом году, во время поездки в США, мне бог послал – иначе не скажешь – собаку. Я никогда не мечтал о собаке, но именно она позволила почувствовать, что я могу быть необходимым как человек, а не как артист. Могу быть желанным, и для этого не нужно становиться знаменитым.

Есть, молиться, любить

– Если представить, что ни театра, ни кино больше не существует, чем ты будешь заниматься?

– Стал бы психологом… Но я так устал от историй, поэтому скорее открыл бы грумерную, заботился о собаках, получал за это деньги (смеётся).

Прошло то время, когда творчество было смыслом жизни. И ты думаешь: ну побуду на сцене ещё лет 30, буду заниматься тем, чем хочу. 

Сейчас я бы всё отдал, чтобы жить в каком-нибудь маленьком домике, который сам построил, говорить своей второй половинке, что люблю, и никуда не торопиться. Слишком много лет я выбирал сцену.

– Правильно ли я понимаю, что сейчас цель – вернуть вкус жизни?

– Да. Я долго искал способ, как поговорить об этом, и в итоге понял. Спустя год отсутствия на сцене решил сделать проект, в котором смогу иметь прямой контакт со зрителем, для меня это очень важно. 

Хочу найти ответ на вопрос: возможно ли управлять любовью? На сцене можно управлять чем угодно. Но сцена – это всегда рамки. Поэтому и новый проект – это не спектакль в чистом виде, а музыкальная импровизация. Что ещё делать накануне дня влюбленных, если не петь о любви?!

Фото Дмитрия Поваляева

– Если актёрство сейчас для тебя – это скорее затратный процесс, то откуда черпаешь энергию?

– Единственный источник энергии – я сам. И постоянный контроль над собой. Понятно, что я не идеальный, и бывают сложные ситуации, когда могу вспылить, прокричаться или, наоборот, промолчать и огрести потом. Но внутри энергия, которой я не всегда могу управлять, и которой должен делиться с людьми.

Жить в свободной стране

– Бывали у тебя какие-нибудь курьёзные случаи с узнаванием?

– Не назову это курьёзом – скорее, наоборот. Я шёл мимо, когда Руслан Бикетов стоял с плакатом в поддержку Темирлана Енсебека. Только прилетел из Нью-Йорка, не в курсе всей ситуации, на автомате достал телефон и начал снимать. Это уже деформация – когда у тебя есть подписчики, и ты постоянно рассказываешь им что-то. И тут ко мне подходит один из сотрудников органов, стоявших рядом, и полушёпотом говорит: «Чингиз, вы же уважаемый артист, вся моя семья вас любит. Ну зачем вам это надо?» Я говорю: «Как зачем? Я проходил мимо, тут экшн, хочу рассказать об этом». И тут началось: «А вы точно мимо проходили? А что будете с этим делать?».

Он занозился, что я не стал с ним фотографироваться на его телефон, потом долго шёл за мной, почти по пятам. А я всю дорогу думал: а чего я по-настоящему хочу? 

На меня подписано много людей, если я подниму какую-то тему, это может подтолкнуть их задуматься, в какой стране мы живём, всё ли тут хорошо?

Благодаря путешествиям я вижу, что происходит в мире. Реально, не по новостям. И понимаю, что везде не так, как хочется человеку, не только у нас. И порядок всё-таки должен быть...

– Ты уже несколько раз надолго уезжал в Штаты, и по твоим репортажам оттуда складывается впечатление, что это постепенная эмиграция.

– Я улетел, чтобы найти себя, побыть самим собой. Это дорого стоит, особенно в Нью-Йорке. Но там абсолютно другая культура, другой подход к работе, в приоритете обычная человеческая этика. Даже актёры не могут друг друга поправить: ты – отдельный человек, и я должен уважать твоё творчество. Уже были репетиции с режиссёром, поэтому мы играем так, как репетировали. Такой порядок.

Но есть обратная сторона – очень важно помнить, кто ты есть. Если у нас можно просто жить и брать то, что тебе дают, то в Америке надо чётко понимать, кто ты есть, начиная с гендера, религии, национальности и заканчивая профессиональными навыками. Там нет такого, что можно у себя в профиле написать «Теперь я коуч-терапевт», и все на это поведутся.

Мне комфортнее в Казахстане. Здесь нас больше – одинаково думающих. У тех, кто уезжает, огромная часть жизни уходит как раз на адаптацию. Я и сам очень вдохновлён творчеством, но не этой идеей «другого света».

Профессия актёра – не про заработок

– Можешь назвать топ-3 проблем казахстанского искусства сейчас? Если брать в целом арт-сферу, что нужно менять?

– Назову две. Конечно, первая – свобода выражения и творчества. Не должно быть запретов. Если художник так видит, он так видит. Понятно, что есть банальные границы этики. Но люди искусства должны быть ещё и умными. Нельзя быть талантливым и глупым. Тем более мы живём на Востоке, надо быть ловчее.

Фото Дмитрия Поваляева

Например, прощаться с котёнком Гав, который хотел бояться вместе с нами, было больно. Понимаешь, что ты в безвыходной ситуации. Что видео, где его закрашивают, сняли вчера. Да даже если и сейчас – ты не можешь через секунду оказаться в том районе города, чтобы остановить. Творчество ведь помогает развиваться. И чем больше творчества, тем больше умных людей. Но, видимо, умные люди в стране пока не нужны.

Второе – должна быть финансовая поддержка. Мы видим, что креативные индустрии развиваются в Алматы под эгидой государства. Появились какие-то социальные творческие центры в каждом районе, они бесплатные. Но что там есть? Альбомы для рисования, книги, бесплатный Wi-Fi и туалет. Начало хорошее, но хочется, чтобы поддержки было больше и разной.

– А с уятменами ты сталкивался? Например, после обнажённой сцены в «Дон Кихоте»?

– Нет. Мне очень повезло с детства быть довольно свободным в этом плане. Одна из вещей, которые больше всего пленили меня в Америке, – там людям всё равно, как человек выглядит, что он делает, как себя ведёт. Да, есть какие-то общие правила, но все больше заняты собой.

– Тебе периодически приходится работать с молодёжью. Что ты в ней видишь? Есть ли какие-то тенденции, которые прослеживаются в новом поколении артистов?

– Для меня это классный опыт, потому что ты возвращаешься к самому себе и в очередной раз убеждаешься, что профессия актёра – не про заработок. Это про твоё необъяснимое желание что-то создавать, творить. Когда ты не анализируешь и не пытаешься понять, продастся это или нет. Меня восхищает прекрасный тренд искренности и честности молодых.

 Бороться за любовь

– Возвращаясь к кино, у кого из режиссёров ты бы очень хотел сняться?

– Мне кажется, со временем меняются смыслы кинематографа. Когда я был молод и грезил кино, то это были режиссеры новой волны – Абай Карпыков, Амир Каракулов. Но сегодня кино совсем другое, оно стало очень практичным. Сегодня во главе продюсер, который говорит: это авторское кино, пойдём захватывать фестивали, забирать статуэтки. Будешь знаменитым, много будешь получать, но придётся пожертвовать чем-то.

Мне вчера предложили стать режиссёром фильма, я отказался. С прошлого года начал разговаривать с самим собой как с человеком, а не артистом. Всё-таки артист – это профессия, а не призвание. Меня там уже ничего не манит, не призывает. Но точно знаю, что есть то, чем мне необходимо поделиться. И это не всегда сцена или кино.

– Как у тебя сейчас обстоят дела с казахским языком?

– Я очень его люблю. Осенью брал курс, немного поправил произношение. Но необходимо погрузиться в среду. Это должно произойти естественным путём. При этом я не собираюсь отказываться от русского языка. Сейчас много людей, кто пытается на ходу переобуться и быть на гребне волны. Но я для этого слишком люблю русскую культуру.

Слежу за развитием казахоязычного театра. Мне очень нравится то, что делают Еркебулан Дайыров, Асан Мажит, Зарина Кармен в театре «Şam». Их «№37» – уникальная постановка. Есть интересное решение «Иранской конференции» Ивана Вырыпаева. Очень нравится новый театр «ArtKöshe». А ещё – наши исполнители. В казахоязычной музыке, в отличие от театра и кино, происходит большой рывок. Музыканты добились какой-то искренности, честности, чистого творчества. Мне кажется, секрет в объединении.

– Голливуд, европейский артхаус или Болливуд – что выберешь?

– Конечно, Болливуд, танцевал бы лет до 50! Но... Гораздо больше хочу быть дома. Дома так хорошо! Я прочитал недавно классную книжку о людях, которые перешли столетний рубеж. Они не говорят ни про какие путешествия. Про семью говорят, вроде «я был счастлив все 112 лет у себя на ранчо, безумно любил свою шестую собаку и вторую жену». И мне ничего больше не надо. С помощью искусства, творчества можно нащупать, где находится любовь. И за это я готов бороться.