«Редко вижу такие раны»: в суде начали допрос свидетелей по делу Лизы Пылаевой

В специализированном межрайонном суде по уголовным делам завершили допрос потерпевших и приступили к допросу свидетелей по делу о гибели Лизы Пылаевой. Напомним, шестилетняя девочка умерла в 2019 году. 

На скамье подсудимых тётя Лизы Ольга Шмакова, бабушка со стороны матери Леонарда Рыжакова и работавший в семье садовник Ухтам Махмудов. 

Не понятая, а просто бабушка 

Началось судебное заседание с допроса бабушки Лизы со стороны отца Аллы Пылаевой. Адвокат Игорь Пан пытался выяснить, были ли нарушения со стороны следственных органов во время осмотра места происшествия в день трагедии. 

«Как всё должно проходить, я не знаю. Я не юрист, не следователь, не криминалист», сказала женщина. 

Далее вопросы крутились вокруг обнаружения крови на подкрылке одной из машин, характера собак и наличия охранников на территории ЖК, где находится дом Рыжаковых-Шмаковых. Судья Бакирбаев сделал замечание и потребовал задавать вопросы по существу. Адвокат уточнил у женщины, почему она проходила по делу сразу в четырёх статусах: потерпевшая, свидетель, представитель потерпевшего, понятая. 

«Почему я должна задаваться этим вопросом?» удивилась Пылаева.

 Адвокат Рена Керимова спрашивала о двухчасовой встрече с подругой Даметкен в феврале 2020 года. 

— Вам предлагают деньги, по вашим словам, почему вы не включили диктофон? 

Алла Пылаева объяснила: сначала разговор крутился вокруг бытовых вещей — о жизни, о перенесённой Даметкен операции. Приятельница заговорила о деньгах за то, чтобы замять дело, только в конце встречи. Сначала прозвучала сумма в 150 тысяч долларов, позже — 300 тысяч долларов. 

По словам Аллы, она опешила и не смогла сразу записать разговор: «Тогда не было такой технической возможности». 

В суде Алла Пылаева показала фотографии погибшей Лизы. Они были сделаны на реанимационном столе. По словам бабушки Лизы, именно эти ужасающие кадры поставили точку в разговоре с подругой. Даметкен, увидев кадры, произнесла: «Все ведь знают, что Ольга сбила Лизу». 

Также Алла на судебном заседании призналась, что ей никогда особо не нравился выбор сына. Некоторое время после свадьбы с Мариной Рыжаковой мать с сыном и вовсе не общались. Отношения чуть наладились, когда родилась Лиза:

«Но я Саше сразу сказала, что у них своя семья — у меня своя».

На теле были трупные пятна 

Далее в суде приступили к допросу свидетелей. Первой вышла Айжан Айтпаева, врач-реаниматолог, работавшая в горбольнице № 12 в 2019 году. В ночь трагедии ей позвонила медсестра реанимационного зала и сообщила, что привезли девочку. Врач вместе со своим коллегой спустилась в зал на первом этаже. 

На суде она подтвердила, что девочка поступила в больницу в состоянии биологической смерти, однако врачи по протоколу попытались реанимировать Лизу. По её словам, так происходит всегда, когда невозможно собрать анамнез и сразу определить, что произошло с пациентом. 

«Нам сообщили о самообращении. Я и ещё один врач спустились. Девочка пяти-шести лет лежала на кровати без признаков жизни в состоянии биологической смерти. Пульс не прощупывался. Было прекращение сердечной деятельности. Давление по нулям было, отсутствовало дыхание. Она была холодная — выраженная гипотермия. Также отмечалось, что у неё были обширные открытые раны, но они не кровоточили», рассказала врач. 

Свидетельница вспоминает, что на теле уже были трупные пятна, но не смогла ответить на вопрос о трупном окоченении. Не помнит она и о том, было ли у девочки повреждение в виде ромба на лбу.

Специалисты сразу сделали интубацию трахеи и приступили к прямому массажу сердца, а также подключили к аппарату ИВЛ и взяли анализ крови для лабораторных исследований. С 21:08 до 21:45 девочку пытались реанимировать. Врач уверяет: давление на них не оказывалось. С родными врачи не говорили, руководство больницы в их работу не вмешивалось, они с коллегами строго следовали протоколу: 

«Из центральной вены взяли анализ крови. В перифичереских венах не удалось, только в глубокой можно было взять».

Айжан Айтпаевой врезался в память размер раны на животе — около 10–11 сантиметров, и показатель общего белка. 

— Общий белок был 12 грамм на литр при норме 66–87 грамм на литр. Это говорило о том, что давно нет циркуляции. Давно остановка кровообращения была. Нет признаков жизни. Очень большая разница между показателями и нормой, — подчеркнула она. 

— Можно ли определить по анализу крови, когда наступила смерть? — уточнили у свидетеля.

— Можно сказать, что да. 

— Когда, по вашему мнению, биологическая смерть могла наступить? 

— Где-то за три-четыре часа примерно, по анализам. 

На многие вопросы свои комментарии она дать не смогла, отвечая: «Не поняла ваш вопрос» или «Это было пять лет назад, не помню», что вызвало возмущение у потерпевшего.

«Врач не слесарь на СТО, он руководствуется определёнными протоколами. Я пытаюсь понять, было ли укрытие преступления со стороны врачей. Здесь находится специализированный врач-реаниматолог. Я задаю вопросы о том, как, когда и где должны быть проведены реанимационные действия»,

 — сказал Пылаев.

40 минут непрямого массажа сердца 

Свидетель Асхат Тансыков на момент трагедии второй год работал анастезиологом-реаниматологом в горбольнице № 12. В реанимационном зале он выполнял указания Айтпаевой. Тансыков подтвердил, что девочка поступила без признаков жизни: без сознания, дыхания и пульса. Смерть констатировал приглашённый на место детский реаниматолог. 

«Времени выяснять анамнез не было. Поступил пациент по самообращению, мы не знали анамнеза, мы пытались спасти ребёнка»,сказал он. 

По его словам, он в течение 40 минут реанимации делал непрямой массаж сердца. В это время его коллега, ответственный реаниматолог, устанавливала аппарат ИВЛ.

Он не смог вспомнить, обрабатывал ли кто-то раны, перебинтовывал ли их, а также в какой момент брали анализ крови.

У него уточнили, чем отличается понятия клинической и биологической смерти.

«Клиническая смерть — когда мы проводим сердечно-лёгочную реанимацию, мы можем оживить. При биологической смерти сердечно-лёгочную реанимацию проводить нет смысла», — ответил анестезиолог. 

Адвокат Рена Керимова спросила: 

— Этот случай был какой-то экстраординарный? Были ли звонки, просьбы со стороны? Главный врач какие-то указания давал?

— Нет, никто не давал. Рядовой случай. Привезли ребёнка, начали оказывать помощь.

Таких ран давно не видел 

Третий свидетель Кайнар Молдагалиев тогда работал хирургом в горбольнице № 12. Когда его вызвали, Лизу уже подключили к аппарату ИВЛ и проводили непрямой массаж сердца. 

«Если хирургические больные поступают, мы определяем тактику дальнейшего лечения: брать на операцию или нет. Тогда я ничего не делал, ждал, когда восстановят сердечный ритм», вспоминает он. 

По словам хирурга, на животе у Лизы он увидел две рваные раны, ещё одна была на бедре. Он подчеркнул, что раны были чистые, не кровоточащие. Вообще на теле девочки не было следов крови.

«На ощупь девочка была прохладная. Синюшные носогубные складки. Трупных пятен не было, трупного окоченения тоже. Края ран были неровные. Такие раны редко бывают в пределах до подкожно-жировой клетчатки. Мышцы не были повреждены», — сказал он. 

Бабушка Лизы спросила, чем можно объяснить то, что на девочке не было следов крови. 

«Не бывает так. Не знаю, где она. Может, смыли её. Любая рана должна кровить, подтекать. При таких ранах кровь должна быть. Хотя бы оставаться сгустки крови. Если их не удалить, то они там будут». 

Адвокаты обвиняемых уточнили: если телесные повреждения получены после смерти, то будет ли кровь? 

«Если человек умирает, кровь остановится, но сгустки крови остаются». 

На вопрос, знал ли он, что произошло с девочкой, хирург ответил: 

— Я не выяснял, но слышал, кто-то говорил: статуэтка упала.

— Именно статуэтка? 

— Я не знаю, слышал. Думаю, может метра два.

Были ли обработаны раны, он ответить не смог. При этом следов обработки и салфеток рядом с Лизой на столе Молдагалиев не видел. 

По словам врача, ни он, ни его медсестра не сообщали в полицию о поступившей с травмами девочке. 

«В этом случае травматолог, скорее всего, сообщал. К какому специалисту привезли, тот и сообщает», сказал он. 

В завершение судебного заседания несколько вопросов через переводчика задал обвиняемый садовник Ухтам Махмудов. Он поинтересовался у Александра Пылаева, откуда тот знает, совершал ли Ухтам намаз, а также откуда потерпевшему известно, что двор был помыт. 

Следующее судебное заседание состоится в Алматы 3 июня в 9:30. 

Разбирательство длится уже несколько лет. Тело шестилетней Лизы Пылаевой обнаружили во дворе частного дома, принадлежащего её дедушке.

Читайте также:

• В убийстве брата, девушки и годовалого ребёнка подозревают жителя СКО: в суде стали известны подробности трагедии
• «Получаем мужиков, творящих полную дичь»: писательница Наталья Ремиш о деле Бишимбаева и правилах воспитания
• Жестоко убил пасынка: жителя Алматы отправили в колонию на 20 лет