Антинаучные расходы: почему казахстанские нефтяники не тратят деньги на новые технологии?

21 августа 2025 09:30 Никита Дробны

Коллаж Orda.kz

Уже 13 лет компании, добывающие в Казахстане полезные ископаемые (прежде всего нефть), должны платить особый сбор на финансирование науки. Казалось бы, дело важное и полезное. Но на практике инструмент, который должен был стать полезным и для бизнеса, и для государства, превратился в косвенный налог и кормушку для коррупционеров. Что пошло не так? Ответ — в материале Orda.kz.

Хотели как в Норвегии

Аналитик нефтегазовой отрасли Нурлан Жумагулов в своём телеграм-канале Energy Monitor напоминает, как в Казахстане вообще появились отчисления по НИОКР — научно-исследовательским и опытно-конструкторским работам. В 2012 году в закон «О недрах и недропользовании» внесли новую норму: теперь компании, добывающие ресурсы в Казахстане, должны были отчислять на научные разработки один процент от заработка.

«За основу взяли норвежский опыт развития R&D (НИОКР) в нефтегазовой отрасли: тратишь доллар на НИОКР — получаешь на вычеты два доллара. Но изначально у нас всё пошло криво: у некоторых компаний было несколько контрактов на недропользование, а обязательства действовали в целом по компании (это привело бы к огромным отчислениям, ведь тебя обязывали платить, даже если ты не добывал нефть). В итоге 1 % от годового дохода заменили на 1 % от затрат. Обязательства возникали в основном у новых контрактов (на стадии разведки) либо при внесении изменений в действующие добычные контракты», — отмечает Нурлан Жумагулов.

Многие нормы, связанные с НИОКР, в итоге остались на бумаге. Например, налоговые преференции — ими, по-видимому, так никто и не воспользовался, поскольку для получения вычетов требовалось собрать множество документов.

Отдельного сайта, где Минэнерго обещало публиковать всю информацию о расходах по НИОКР, тоже до сих пор нет. Поэтому отследить, сколько денег нефтяники якобы отправляют «на науку», проблематично. Но, по примерным оценкам, эти суммы исчисляются миллиардами тенге и растут каждый год.

Ненаучная фантастика

Нурлан Жумагулов указывает, что само понятие НИОКР долгое время не имело однозначного определения. Недропользователи сгружали в эту «корзину» всё подряд: от сейсморазведки и инжиниринга до установки приборов учёта. Позже появился официальный список работ, финансируемых по НИОКР, но это не сильно помогло.

«Те расходы, которые считаются НИОКРом, абсолютно к НИОКРу не относятся. Я сам работал в нефтегазовой сфере и знаю, о чём говорю. Там очень много расходов, которые никакого отношения к науке или к исследованиям не имеют. Более того, здесь мы упираемся в вопрос «китов» — Тенгиза, Карачаганака и Кашагана, где работают иностранные инвесторы. «Киты» НИОКР в Казахстане не платят. Они инвестируют эти деньги в свои разработки в Америке, которые потом к нам приходят в виде готовых денег», — говорит аналитик нефтегазовой отрасли Олжас Байдильдинов.

Чтобы понять, как выглядит эффективное расходование средств на научные исследования, стоит обратить внимание на американский Хьюстон — мировой центр нефтегазовой промышленности. В этом городе действительно занимаются разработкой и внедрением новых технологий. У многих нефтяных мэйджоров в Хьюстоне расположены головные офисы, исследовательские институты, лаборатории. Именно так выглядит реальный отраслевой НИОКР — наряду с развитием отрасли он обеспечивает приток инвестиций, рост уровня жизни, повышение зарплат. Но в Казахстане свой Хьюстон за 13 лет так и не появился. Затраты нефтяников на исследования ушли в никуда.

По словам Олжаса Байдильдинова, есть конкретные направления исследований, на которые можно было бы направить отчисления по НИОКР. Это в первую очередь повышение КИН — коэффициента извлечения нефти. Если бы пресловутый один процент шёл на реальное увеличение нефтедобычи, цены бы этому проценту не было.

«Сейчас среднеотраслевой КИН в Казахстане — около 30 %. То есть из месторождения, где есть 100 млн баррелей нефти, мы достаём только 30 млн, а остальные 70 млн просто хороним и достать не можем. А в США, например, среднеотраслевой КИН свыше 60 %: там используют моделирование, искусственный интеллект и так далее. Образно говоря, «растягивают удовольствие». Мы хотим добыть сразу много, а американцы говорят: мы будем добывать понемногу, но долго. За счёт этого они из каждого месторождения достают больше нефти, чем мы. Вот куда реально должен быть направлен казахстанский НИОКР».Олжас Байдильдинов

К сожалению, сейчас это звучит как фантастика, причём ненаучная. Вместо того чтобы увеличивать нефтеотдачу в пластах или изобретать способы повысить добычу, нефтяные компании тратят «НИОКРовые» деньги на установку контрольно-измерительных приборов, на создание специальных экономических зон, на частичное обновление оборудования. Словом, на всё что угодно, только не на высокие технологии. Отраслевые эксперты в один голос говорят: идея была хорошая, но эксперимент провалился.

«НИОКР в том виде, в котором он существует сейчас, не состоялся. Никаких исследований нет. Я думаю, если мы попросим Министерство энергетики назвать пять разработок, которые помогли казахстанской нефтянке, ответа не будет. У нас почему-то полавтоматизация-полуинформатизация считается НИОКРом, хотя это не так».Олжас Байдильдинов

Справедливости ради: результативные проекты, профинансированные за счёт отчислений на НИОКР, всё-таки есть. Однако их крайне мало. Вместо того чтобы реально внедрять современные технологии, недропользователи «спускают» деньги на разработки, заведомо не имеющие отношения к науке.

«Я заметил лишь два-три успешных проекта: технологии по увеличению нефтеотдачи посредством закачки бактерий / полимеров компании Center for BioEnergy Research, технологические решения компании Dereknet и Smart-Field месторождения Айранколь на базе ПИТ Алатау. Увы, мы не смогли внедрить норвежский опыт за эти 13 лет», подводит итог Нурлан Жумагулов.

Отчисления на коррупциологию

То, что финансирование исследований превращается в профанацию, — полбеды. Хуже, что деньги, расходуемые по линии НИОКР, могут оседать в чьих-то карманах. Липовый тендер, «родной» подрядчик, изящно оформленный распил — и вот уже элегантным движением руки наука превращается в коррупцию.

Один из тех, кто публично обращал внимание на эту ситуацию и призывал Антикор вмешаться, — американец Дорин Бару, который долгое время работал в Казахстане. В 2024 году в своём материале для Orda.kz он открыто заявил, что контракты по НИОКР превратились в коррупционную кормушку.

«Большинство сервисных контрактов, заключённых в рамках НИОКР, не имеют вообще ничего общего с исследованиями. Я бы очень рекомендовал антикоррупционным органам Казахстана проверить все завершённые контракты по НИОКР и в то же время расследовать, как и при каких обстоятельствах различные сервисные компании получили свои лицензии на работу в рамках НИОКР. Я уверен, что общественности будет очень интересно узнать результаты таких расследований».Дорин Бару, бывший управляющий директор OMV Petrom Kazakhstan

Нурлан Жумагулов указывает на три момента, которые открывают пространство для манипуляций с выплатами по НИОКР. Во-первых, нефтяники взяли привычку осваивать эти средства через аффилированных подрядчиков — например, «СНПС-Актобемунайгаз» (та самая компания, которую недавно оштрафовали за самоуправство на казахстанском топливном рынке) специально для этого создал несколько научных институтов. Во-вторых, закупки по НИОКР долго проводили по схеме «из одного источника». В-третьих, даже когда недропользователей обязали проводить открытые конкурсы, тендеры чаще всего оказывались формальными.

Неудивительно, что государству всё это надоело, и речь зашла о передаче отчислений по НИОКР под контроль одного из министерств. Впрочем, нужно признать, что государственные ведомства не горят желанием разбираться с проблемой.

«Эта тема — довольно болезненная для всех. Она сопряжена с коррупциогенными рисками — именно поэтому, например, за неё не хочет брать ответственность профильное министерство энергетики. Хотя, по логике, если отчисления идут от нефтегазового сектора, то ими должен распоряжаться какой-то коллегиальный либо просто независимый орган при Минэнерго. Но никто не хочет брать на себя ответственность, потому что это коррупциогенный фактор», — говорит Олжас Байдильдинов.

Как сделать всё по науке?

Сейчас власти Казахстана планируют перенаправить однопроцентные отчисления по НИОКР напрямую в бюджет. Администратором этих выплат может стать одно из непрофильных, не имеющих отношения к нефтяной отрасли министерств: Минцифры либо Миннауки. В обоих случаях решение сомнительное: непонятно, почему нефтедобывающие компании должны финансировать, условно, какой-нибудь проект МЦРИАП по улучшению качества связи.

Кроме того, переформатирование отчислений по НИОКР напрямую в бюджет выглядит как новый налог. Фактически эти выплаты и так уже выродились в косвенные поборы с недропользователей. Формализация этой практики не поможет решить главную проблему — неэффективность всей схемы.

По словам Олжаса Байдильдинова, если нефтяные компании думают о будущем, то они и без внешних стимулов будут вкладываться в науку. Но именно в те исследования, которые нужны им. Это устранило бы историческую несправедливость, из-за которой инвесторов Тенгиза, Кашагана и Карачаганака выплаты по НИОКР не касаются.

«НИОКР в целом уже не нужен в том виде, в котором он есть сейчас. Это довольно громоздкая структура: различные утверждающие комитеты, которые согласовывают решения, и так далее. Если компания хочет внедрять какой-то НИОКР, она должна делать это сама. Сейчас это в большей степени не сбор на исследования, а просто дополнительный налог для недропользователей. Почему «киты» его не платят? Потому что на момент заключения СРП (соглашений о разделе продукции) этого платежа не было. А раз его не было, то в одностороннем порядке республика внедрить его не может. Основные платежи, которые могли бы быть, обеспечили бы «киты». Есть цифры, сколько они недоплачивают в год — это колоссальная цифра, она гораздо выше, чем то, что платят другие нефтяные компании», — подчёркивает Олжас Байдильдинов.

По словам аналитика, сейчас смысла в выплатах по НИОКР больше нет. Их можно было бы просто перенаправить на более значимые цели: прибавить к расходам нефтяных компаний на социальные проекты в регионах или создать специальный фонд, на средства из которого можно будет решать общие технологические проблемы в отрасли.

Факт остаётся фактом: «подружить» казахстанскую нефтяную отрасль с высокими технологиями не удалось. И вряд ли государство сможет при помощи кнута решить проблему, перед которой оказались бессильны пряники.

Читайте также:

Лента новостей

все новости