Спасти от «Красного дельфина»: как уберечь казахстанских подростков от суицида?

В конце сентября главной темой обсуждения в соцсетях и родительских чатах стала череда подростковых самоубийств. Самый громкий случай произошёл 16 сентября — две школьницы из Алматы упали с крыши многоэтажного дома. Спустя несколько дней при схожих обстоятельствах погибла ещё одна девочка. Немедленно появились слухи, что эти трагические случаи были взаимосвязаны, а причиной их стала загадочная «группа смерти» под названием «Красный дельфин».

Стоит ли родителям казахстанских школьников бояться «Красного дельфина»? Как понять, что ребёнок вынашивает мысли о суициде? Можно ли контролировать поведение подростка, не отталкивая его от себя? На эти и другие вопросы журналисту Orda.kz ответила профессиональный кризисный психолог Людмила Должикова.

После громкого случая с гибелью двух школьниц в Алматы к каждому подростковому суициду приковано повышенное внимание. Их рассматривают как целую серию трагедий, связывают с различными играми, группами в соцсетях. Есть ли на самом деле взаимосвязь между подростковыми суицидами? Правда ли, что после одного такого случая сразу происходят другие?

— Есть феномен, который называется «эффект Вертера», или имитационный суицид. То есть один случай публичного самоубийства может спровоцировать аналогичные, особенно среди подростков. Подростки эмоционально реагируют на события, особенно те дети, которые испытывают психологические трудности — чувство одиночества, депрессию. Подростки могут романтизировать такие случаи как способ выражения боли. Кроме того, у подростков бывает мистическое понимание таких событий — как способа перейти куда-то, договориться с кем-то, наказать кого-то.

Почему в группе риска именно подростки?

— Подростковый возраст сопровождается двумя феноменами: это подростковое одиночество и ощущение уникальности переживаний. Даже в окружении большого количества людей подросток будет чувствовать себя одиноким и непонятым. А феномен уникальности переживаний заключается в том, что подростку кажется: никто так не страдает, не любит, не чувствует боль, как он. Если взрослые будут обесценивать его переживания, это может способствовать переходу на суицидальный уровень опасности. У подростков в принципе очень высокий фактор суицидального риска. Сто процентов детей думают: «А что случится, если меня больше не будет?» Нет таких детей, которые не думали бы о смерти.

Сколько детей переходят от мыслей к каким-то осознанным действиям — к селфхарму, к завершённым самоубийствам?

— Законченных суицидов меньше, чем селфхарма (нанесения себе физических повреждений — прим. ред.). Они происходят, когда есть определённая доля агрессии, направленной на себя, или снижение болевого порога, снижение эмоциональной интенсивности через селфхарм. Здесь лучше говорить о причинах — это могут быть и кризисы развития, и эмоциональные трудности, и давление извне. Наиболее частые причины подростковых суицидов — психологические или психиатрические. В первую очередь это депрессия, чувство безысходности и бессмысленности жизни. Также — кризис подросткового возраста, нарушение самоидентификации, ощущение потерянности. Среди других причин — буллинг, конфликты в семье, чувство беззащитности и уязвимости, несчастная любовь, потеря близкого человека, ссоры с друзьями. По статистике ВОЗ, Казахстан занимает второе место по частоте завершённых суицидов в возрасте от 12 до 17 лет. И не обо всех случаях становится известно.

Вернёмся к трагическому случаю в Алматы, где две девочки-подростка упали с крыши. После этого происшествия появилось множество версий о том, что гибель Айши и Софии спровоцировало какое-то внешнее влияние — то ли опасные группы в соцсетях, то ли игра Schoolboy Runaway, то ли книги. Насколько это справедливые предположения? Часто ли бывает, что подростковые суициды обусловлены сугубо внешним воздействием?

— Предположения о том, что гибель подростков может быть связана с внешним влиянием (таким, например, как онлайн-сообщества), нельзя полностью исключать. Но важно понимать, что самоубийство, особенно среди подростков, редко сводится только к внешнему воздействию. Чаще это сложный процесс, в который входят и личностные проблемы, и социальные факторы. Cуществует ещё и эффект дружбы. Ребёнок может дружить так, что воспринимает проблемы друга или подруги как свои: вместе с ним проживает конфликт с родителями или несчастную любовь, вместе решает сделать последний шаг. Сообщества типа «Красного дельфина» могут подталкивать ребят к опасным решениям, но у этих детей уже есть какая-то проблема. Изолированные подростки более восприимчивы, они ищут поддержки и внимания в интернете — и, возможно, находят их в таких сообществах.

Насколько на самом деле опасны эти сообщества?

— Эти сообщества зачастую действуют как катализаторы. Там действительно много негативного контента. Но всё же исследования говорят, что основную причину суицидального поведения нужно искать в семье, где отсутствует эмоциональный контакт между взрослым и ребёнком. Внешнее влияние, безусловно, играет большую роль. Но оно обычно взаимодействует с более глубокими личными проблемами ребёнка.

Может показаться, что сообщество «Красный дельфин» создали просто ради привлечения внимания. Сложно понять, зачем взрослым людям открывать группы в соцсетях, где подростков будут подталкивать к селфхарму и суициду. Эти группы действительно опасны или это просто моральная паника?

— Такие группы действительно есть, их много. К сожалению, их довольно трудно отследить. Например, есть паблик, где собраны фотографии котят. Множество картинок с милыми котиками. Дети, особенно девочки, обращают внимание на эти фотографии, но картинки сопровождаются провокационными фразами (например, о серийных убийствах). И непонятно, что это: шутка или какой-то призыв. В описании таких пабликов обычно написано, что они не пропагандируют насилие и суицид. Некоторые даже ставят возрастную маркировку 18+. Но за возрастом участников никто не следит, и там можно увидеть детей 10–12 лет. Есть паблик, который так и называется: «Хочу умереть». Там большое количество подростков, и в описании группы написано: «Мы не призываем к суициду». Вроде бы и нет прямых призывов, но в обсуждениях — депрессивный настрой, слова из песен агрессивного характера… Существуют и открыто депрессивно-суицидальные сообщества, и сообщества с практически открытой пропагандой агрессии. Например, на одной картинке разными шрифтами и цветами написано одно слово «Сдохни», и больше ничего. И она набирает сотни лайков от детей и подростков.

Как понять, что подросток состоит в таком сообществе?

— Вообще у современных суицидов очень много конкретных маркеров. Но речь совсем не о том, что ребёнок, например, начал носить чёрную одежду. Многие люди носят чёрную одежду, и это ничего не говорит об их душевном состоянии. Но, например, у «колумбайнеров» (подростки, интересующиеся массовыми убийствами, название связано с трагическими событиями в американской школе «Колумбайн» в 1999 году — прим. ред.) есть своя мода: часто они носят одежду с большими карманами, длинные кожаные плащи.

То есть это подражание каким-то конкретным персонажам?

— Да, это подражательство. Детям свойственно при здоровом взрослении кому-то подражать. Но сейчас у подростков также очень популярна своеобразная депрессивная, околосуицидальная субкультура dead inside — этого контента очень много сейчас. Даже само название означает «мёртвые внутри».

Но, может быть, большинство подростков на самом деле не верят, что они уже «мёртвые внутри», и воспринимают эту тему не всерьёз, а иронически?

— Это в любом случае соприкосновение с данной темой. Если ребёнок остаётся в стороне, сразу понятно, что ему всё это не интересно. А если он вступает в сообщество, иронизирует на эту тему, — значит, она для него некий триггер. Дети очень внушаемы, особенно когда получают какую-то информацию в течение длительного периода. Если нам постоянно включать какую-нибудь депрессивную мелодию, у нас наверняка упадёт настроение. И это у взрослого человека — что уж говорить о ребёнке. Дети почти все слушают музыку — а любое творчество предполагает какой-то посыл. Есть песни со словами вроде «полосы на руке, меч в животе, я летаю, сидя на крыше» — музыка там достаточно приятная, её хочется слушать, но тексты, так сказать, интересные (нам не удалось найти песню с таким текстом — прим. авт.). То есть создаётся деструктивный образ, который ребёнок впитывает.

Сейчас в каждой школе есть психолог. Но если учеников тысяча, а он один, как ему отследить все психологические проблемы учащихся?

— Школьные психологи в основном приходят сразу из института. Опытные психологи идут в другие организации или работают на себя. Школьные психологи сталкиваются с очень высокой нагрузкой, у них недостаточно ресурсов и информированности в определённых вопросах, многие не имеют достаточной подготовки для выявления депрессивных эпизодов. Некоторые школьные психологи надеются справиться своими усилиями и не отправляют ребёнка к специализированному врачу. Дети и подростки редко обращаются к школьным психологам по своей инициативе — такая помощь стигматизирована в обществе, они боятся, что психологи что-то расскажут родителям, что об их проблемах могут узнать другие дети. Качественная работа психологов требует регулярного мониторинга эмоционального состояния детей, а это невозможно без системной поддержки со стороны учителей и родителей. У нас нет этой системы. Какие-то изменения в поведении детей, снижение успеваемости первыми могут заметить родители, вторыми — учителя, и только в третью очередь — школьные психологи. Они могут быть эффективны при наличии системного подхода к работе, который включает и уменьшение нагрузки, и улучшение подготовки специалистов, и вовлечение учителей и родителей в процесс ранней диагностики.

На родительских собраниях, которые прошли в Алматы и других городах после недавних случаев с гибелью подростков, родителям советовали установить строгий контроль за поведением детей — проверять телефоны и так далее. Насколько это психологически оправдано? Не заставит ли это подростков ещё сильнее уходить в себя, не приведёт ли к конфликтам с родителями и новым трагедиям?

— Первые, кто несёт ответственность за детей, — это родители. У школы есть большой ресурс для выявления деструктивного поведения, но всё зависит от того, как родители пойдут на контакт со школой. Как правило, даже если родители видят, что что-то не так, они боятся обращаться за помощью либо считают, что это неважно. Допустим, происходит конфликт между супругами, и родители думают, что ребёнка это никак не касается. Не все родители обращают внимание на замкнутость детей, на их скуку. А сейчас очень многие школьники жалуются на скуку, особенно когда у них забирают телефоны. Конечно, родители несут ответственность за первичное выявление поведенческих изменений у детей. Ни для кого не секрет, что подростки сейчас не за книжками сидят, не во дворе гуляют, а большую часть времени проводят в телефонах. Поэтому я считаю, что необходимо устанавливать контроль. Сейчас часто транслируется мысль, что нужно давать детям личное пространство, что не нужно нарушать их границы. Да, личные границы ребёнка важны. Но следует помнить, что у ребёнка нет способности полностью анализировать ситуацию, нет такого опыта. Он просто берёт информацию, впитывает и перерабатывает её, часто через какую-то практику. Перекос со стороны родителей может быть в очень жёстком контроле: это может быть вырывание телефона из рук, строгий взгляд, требование дать пароль, чтобы просматривать переписку… Так делать не надо. Лучше поступать ненавязчиво — устанавливать контакт и доверие с ребёнком, подсаживаться к нему, смотреть, что ему интересно, какую музыку он слушает, какие фильмы смотрит. Уже из этого можно много выводов сделать.

Что ещё можно посоветовать родителям, которые переживают за безопасность детей-подростков? Ведь помимо интернет-сообществ есть вполне материальные угрозы, которые могут спровоцировать суицид — тот же буллинг, например.

— Очень важный момент — это информированность о детской психологии, о субкультурных течениях, об абьюзе. Родители часто думают, что их не коснётся какая-то беда. Например, отец может сказать ребёнку: ничего страшного, со всеми так было, иди и дай сдачи. И в этой ситуации подросток останется без поддержки. Но к 10 годам социальное общение становится для ребёнка суперважным, и именно в этом возрасте групповой лояльности возникает травля. Ребёнок попадает в среду, где у всех есть потребность в групповой сплочённости — детям очень важно быть принятыми, входить в какую-то иерархию. А в школе, где каждый сам за себя, поводов для сплочения нет. И когда группа обнаруживает кого-то «не такого», она моментально сплачивается против него: это даёт детям, входящим в группу, азарт, радость, чувство силы. Группа ощущает себя единым целым. От этого очень сложно отказаться. И родителям, и школьным психологам очень важно об этом знать.

Как быть, если ребёнка запугивают и доводят до такого состояния, что он может с собой что-то сделать?

— Важно обращать внимание на любое изменение поведения. Отличие детского суицида от взрослого — в том, что тревожные сигналы всегда заметны. Что бы ребёнок ни делал, о чём бы ни говорил, на самом деле он не хочет умереть — у него есть проблема, и он начинает о ней разговаривать. Самое важное — иметь терпение и найти подход к ребёнку, обсуждать с ним конфликтные ситуации, в дружеской беседе рассказывать ему о последствиях тех или иных поступков, помочь ему эмоционально отреагировать. А у нас в школе сразу же идёт наказание. Поэтому очень важно прививать социальные навыки, уверенность, умение обращаться за помощью, учить ребёнка терпению, работать с импульсивностью, формировать эмпатию и позитивные образы будущего.

С подростковыми суицидами пытаются бороться на государственном уровне, в том числе путём ограничений для СМИ и запрета деструктивных онлайн-сообществ. Но эффективна ли эта борьба?

— Проблема подростковых суицидов — многоуровневая, она требует как психологической работы, так и работы с социальной, семейной средой. Запреты и закрытие групп в соцсетях, безусловно, помогают. Но если бы у детей в школе была какая-то хорошая объединяющая цель, у них было бы больше возможностей сплотиться вокруг позитивной деятельности. К сожалению, пока что школа таких позитивных целей совершенно не предлагает. Сейчас, когда в интернете популяризируется суицидальный контент, пропагандируется немотивированная агрессия, государству нужно вести профилактическую работу. Мониторинг соцсетей государством всё-таки должен быть.

Не разумно ли было бы, помимо запретов, использовать какие-то созидательные инициативы?

— Нужно вводить программу психологического здоровья, направленную на развитие эмоционального интеллекта и социальных навыков — это может помочь выявить детей, которые нуждаются в дополнительной помощи. Нужно создавать анонимные горячие линии, мобильные приложения, где дети могли бы получить профессиональную консультацию. Было бы полезно на законодательном уровне разрешить частным специалистам-психологам принимать подростков, потому что сейчас даже детские психологи не могут принимать детей без подписанного согласия родителей. Привлекать специалистов по медиации, которые точечно работают, например, с буллингом. Нужно пересмотреть программы подготовки и привлечения специалистов. Упростить создание и работу комиссий, которые при необходимости могут войти в семью — не для контроля и наказания, а с диагностирующей функцией. И, наконец, информировать родителей, чтобы они шли на контакт. Потому что сейчас дети сами по себе, учителя — сами по себе, родители — сами по себе.

Версии о том, что могло привести к суициду двух школьниц из Алматы, мы подробно освещали в этом материале. А о том, как эти версии оценивают эксперты-фактчекеры, можно узнать здесь.

Читайте также:

• Две школьницы насмерть разбились в Алматы — подробности
• Смертельные игры и буллинг? Что могло довести до суицида школьниц из Алматы
• «Красный дельфин» ни при чём? Эксперты опровергли мифы о детских суицидах