От фермы до кошелька: как скоро говядина в Казахстане станет всем не по карману

Казахстанцы ощутили на себе резкий рост цен на говядину — от привычных отметок до четырёх-пяти тысяч за килограмм. Одни говорят о внешнем спросе и квотах, другие — о десятилетних ошибках в политике и вырезанном поголовье скота. Между официальной риторикой Минсельхоза, аналитикой Мясного союза и бытовой бухгалтерией производителей развернулась длинная история, в которой в итоге платит простой покупатель. Orda.kz разбиралась, в чём причина и почему это закономерность.

Что случилось: бум цен и первый диагноз отрасли

Внутренние цены на говядину резко выросли, и это заметили все: от продавца на базаре до потребителя с продуктовой корзиной. По словам председателя Мясного союза Казахстана Максута Бактибаева, это не единичный сбой, а следствие системных ошибок, принятых в отрасли за последние годы. Об этом он рассказывает в интервью TENGE TALKS.

Бактибаев подчёркивает, что у Казахстана есть все природные и материальные ресурсы для масштабного мясного производства — пастбища, зерно, климат, — но отсутствует долгосрочное стратегическое видение. Он объясняет, что страна могла бы войти в топ-5 мировых производителей, но власти не строят планов на перспективу.

«Как вы думаете, Индия производит говядину с учётом того, что это священное животное? Я вам скажу, что она занимает второе место в мире по экспорту говядины. Представляете, за последние семь лет она стала лидером. Почему? Из-за Китая. Там произошло смещение потребления в сторону красного мяса от свинины — они перешли больше на говядину. Образовался дефицит, который другие страны не смогли быстро восполнить. Индия сориентировалась и сейчас экспортирует примерно полтора-два миллиона тонн говядины в год. Это мясо не сильно качественное, но оно дешёвое. Тем не менее рынок огромный, и мы задействуем свой потенциал на 7 % от текущей конъюнктуры».

Председатель Мясного союза указывает на последствия краткосрочной политики и запретов, которые подрывали бизнес-инициативы и заставляли фермеров уходить с рынка. Он считает, что отсутствие преемственности и «ручное управление» сделали своё дело: фермеры и откормочные площадки работали в убыток, из-за чего многие закрылись, а поголовье сократилось. Как результат — к сегодняшнему дню возник дефицит, который заставил цену на говядину подскочить.

«Нет стратегического видения на 10–20 лет вперёд. Наверное, это последствия „голландской болезни“, когда у нас было много нефтяных денег — это были богатые и жирные 2000-е. И мы просто не занимались продовольственной безопасностью. Мы думали, что сможем всё купить. И до последнего времени этот вопрос не стоял, он остро открылся во время пандемии. Когда началась пандемия, все резко поняли, что, оказывается, надо иметь своё, потому что логистика не работает. А у нас много чего импортируется в Казахстан. Мы зависим по многим позициям».

Но пока не будем забегать далеко назад, вернёмся к сегодняшнему дню — как Минсельхоз объясняет резкий рост цен на мясо?

Версия Минсельхоза: экспорт и квоты как оперативная мера

Минсельхоз признаёт факт подъёма стоимости, но связывает его прежде всего с внешним спросом и перераспределением скота по цепочкам экспорта. Вице-министр Азат Султанов объясняет, что увеличение экспорта в начале года, а затем открытие убойных мощностей у границы привели к тому, что скот с регионов ушёл на внешний рынок.

В ответ на это министерство ввело ограничения: запрет на вывоз маточного поголовья и квотирование вывоза живого скота, а позже — квоты и на экспорт мяса. По версии ведомства, такие меры нужны для того, чтобы стабилизировать внутренний рынок и работу только с теми экспортёрами, у которых есть полный цикл — откорм, переработка, логистика.

«Мы не говорим о дефиците — мяса хватает. Мы говорим о том, что был резкий рост цен на говядину. Это было ввиду повышенного спроса на нашу говядину со стороны экспортных рынков. Когда мы ввели запрет на вывоз маточного поголовья и квотирование на вывоз живого поголовья, наши потребители в соседних странах просто переориентировались на казахстанское мясо. Соответственно, начали открываться убойные перерабатывающие предприятия на юге, уже непосредственно у границы, и скот начал „пылесоситься“ со всех регионов»,говорит вице-министр.

В Минсельхозе подчёркивают, что квоты сейчас получают участники с полным циклом производства, а предприятия, которые не соблюдали санитарные требования или работали в тени, отсеяли. Власти считают, что эффект вмешательства уже есть — но это временная мера, и она не устраняет глубинных проблем.

«3200 тенге — была цена за тушу на рынках. Затем каким-то образом в крупных торговых сетях она превращалась уже в 6000 тенге. Фермер от этого не зарабатывал. И на экспорте он тоже не зарабатывал, потому что для такого мелкого хозяйства экспорт — недостижимая возможность: нет собственных транспортных предприятий, нет контрактов. Приезжают перекупщики, покупают у него 10 туш, уезжают. Нашли ещё десятерых таких — уже 100 туш. Это и становится экспортным объёмом. А мне, например, с десятком туш выходить на экспорт невыгодно и неэффективно. На этом просто зарабатывали перекупщики и всё. Фермер не пострадал — пострадал только потребитель», разъясняет Азат Султанов.

Изнутри производства: как работают мясные предприятия

Реальные цифры и ежедневная рутинная работа вносят в картину элемент суровой экономики: руководитель группы компаний «Терра» Марат Утельбаев из Костанайской области подробно рассказывает, как устроено производство, какие расходы съедают цену и почему мелкие хозяйства теряют смысл. Он отмечает, что демографический и инфраструктурный фон сельской жизни делает содержание маточного поголовья всё менее выгодным: молодёжь уезжает в города, в деревнях нет воды, газа и нормальных дорог, а держать корову или бычка в таких условиях — большая проблема.

Утельбаев объясняет технологию: скот покупают в регионах, привозят на специализированном транспорте, держат на карантине 21 день, затем переводят на откорм. Площадка имеет оборот: животные приходят и уходят. Площадка одновременно может содержать до 25 тысяч голов, сейчас там — около 16 тысяч.

Для каждого животного рассчитывается кормодень: чтобы откормить 150-килограммового телёнка до кондиционного веса 520 кг, требуется порядка 200–300 кормодней и почти год труда. Это большие операционные расходы.

«Это систематическая проблема, которая не один год происходит. То есть то, что случилось в этом году, — это просто закономерность. Оно должно было произойти. Низкая цена на мясо не стимулирует фермера заниматься сельским хозяйством. К тому же от посёлка Карабалык элементарно стоит проехать 35 км в ту сторону. Посмотрите, как там посёлки живут. Воды нет, газа нет. Ещё при этом надо скот содержать, ещё надо туда корма везти. Ладно, когда большие посёлки были выгодны, скажем так, несколько домов заказывают, и им везут. А сейчас там осталось 10–20 домов. Кто там будет сельским хозяйством заниматься? Сено привезти, уголь привезти. Вот это всё негативно отражается, и маточное поголовье снижается», делится Марат Утельбаев.

Ключевой аргумент производителя — себестоимость. Утельбаев прямо говорит, что при современных затратах «априори по рыночным ценам пройти не можем»: только прямые затраты — закуп, корма, зарплаты, ГСМ, электричество, налоги и проценты по кредитам — дают себестоимость порядка 3700 тенге за килограмм. Это означает, что продавать дешевле — значит работать себе в убыток, а дополнительные операции (разделка, логистика, ретейл) лишь увеличивают цену.

Отсюда понятно, что у откормочных площадок нет пространства для резкого удешевления продукта без серьёзной поддержки производителя или изменения модели цепочки поставок.

Вдобавок ко всему фермеры говорят и о насущных проблемах, с которыми им приходится мириться и работать дальше. Так, с 2022 года власти задолжали предприятию порядка 3,65 млрд тенге. Эти деньги фактически должны быть в оборотном капитале предприятия, но их попросту нет. Бизнес сейчас работает на внутренних резервах за счёт системных предприятий.

«В Костанайской области мы крупнейшие экспортёры мяса говядины. С сентября 2024 года наша экспортная компания не получает возвратный НДС, начисленный за экспорт мяса говядины в размере 143 млн тенге. Эти средства должны быть в оборотном капитале предприятия, фактически этих денег нет. Мы не надеемся на возврат НДС в текущем 2025 году. При этом наша компания ежегодно выплачивает в местный бюджет более 450 млн тенге», подсчитали в группе компаний «Терра».

В свете экономики и политики: почему цена рвёт шаблон

Сокращение поголовья — часть животных сняли с учёта или просто «вырезали» в периоды убытков, когда фермеры не могли покрывать расходы. Это привело к дефициту, особенно заметному в сезонный рост цен.

Ошибочные регуляторные шаги — неоднократные запреты и квоты на экспорт, а также несогласованные действия по выравниванию внутренней цены подталкивали бизнес в тень и лишали инвестиций. По словам представителей отрасли, такие меры демотивировали производителей держать поголовье.

Экспортный спрос и трансграничные цепочки — когда внешние рынки открывались, часть живого скота уехала на экспорт или переработку ближе к границе, что усилило внутреннюю нехватку.

Высокая себестоимость при слабой логистике и низкой рентабельности малого хозяйства — мелкие фермеры не могут конкурировать и часто уходят с рынка, а крупные площадки работают с большим кредитным и операционным бременем.

Социально-инфраструктурные факторы — урбанизация, отсутствие инженерной инфраструктуры в сёлах и трудности с трудовыми ресурсами создают кадровые и технологические ограничения.

Максут Бактибаев, представитель Мясного союза, добавляет, что одна из корневых проблем — отсутствие стратегической программы и преемственности, из-за чего отрасль «живёт от меры к мере», а не по плану на десятилетия. Он также уверяет, что запреты на экспорт в разные периоды приводили к длительному стагнационному эффекту и массовому уходу компаний, которые не выдержали убытков.

Чего нам всем ждать?

На короткой дистанции выгодоприобретателями оказались перекупщики и те, кто смог оперативно перенаправить товар на прибыльные рынки. Фермеры же часто оказывались в проигрыше: при прежних ценах они не покрывали кредиты и операционные расходы, а при нынешних — не всегда могут быстро восстановить поголовье.

В среднесрочной перспективе Бактибаев ожидает, что рост поголовья и восстановление производства потребуют два-три года, если не будет новых ограничений и будет понятно, куда двигаться дальше. Но даже при росте производства падение цены возможно только в случае полноценной интеграции в экспортные и внутренние рынки и создания условий для массового производства.

В итоге получилось, что из-за решений правительства и экспорта часть хозяйств ушла с рынка, скота стало меньше, его себестоимость выше. А покупатель в магазине так и остаётся беззащитным перед любым скачком цен.

Максут Бактибаев подчёркивает: если Казахстан действительно хочет доступное мясо, нужно не латать дыры, а производить больше и работать по чёткой стратегии. Только системная поддержка фермеров и инвестиции в инфраструктуру смогут вернуть цены к уровню, который люди смогут себе позволить.

«Затяжной кризис — это когда у нас мясо дороже, чем в Китае, Бразилии и России. Это текущая ситуация. У нас мясо самое дорогое сейчас из всех вообще. Дороже, чем в Америке даже. Представляете? Рецепт прост: хотите дешёвое мясо — произведите много. Это же экономическая аксиома. Хочешь произвести много — создай рынок или войди в рынок», заключает председатель Мясного союза.

Бывший глава Минсельхоза Асылжан Мамытбеков в свою очередь заявил, что ответ на вопрос о ценах на говядину лежит на поверхности — замешаны те, кто годами искусственно сдерживал стоимость и убивал стимул у фермеров. Об этом подробнее читайте здесь.

Читайте также:

• На фоне роста цен Минсельхоз предлагает ограничить вывоз говядины
• Слишком дорогая говядина — горячую линию запустили для казахстанцев
• «Мясная» инфляция в Казахстане установила 14-летний рекорд