Куда приведет «вывозная» экономика? – Петр Своик

Выборы без выбора, оставившие все и всех на своих местах, обескуражили. Весь мир стремительно и непонятно куда несется, а у нас все жестко на месте. Это хорошо или плохо? – задается вопросом общественный деятель и публицист Петр Своик.

Теперь ждем 29 января – заседания анонсированного президентом Токаевым Высшего совета по реформам, на котором будет рассмотрен актуализированный Национальный план развития страны до 2025 года.

Получить реальное знание, что будет со страной, а заодно и с нами, по ходу следующих пяти лет, согласитесь, это заманчиво.

На самом же деле мы это узнаем не из рассмотренного Высшим советом документа, а из самой жизни. Но что там будет написано в Национальном плане тоже важно и интересно: ведь это отражение представлений о существующей действительности и ожидаемом будущем тех, кто определяет практический курс нашей страны и куда-то ее ведет или считает, что ведет. А такие представления и основанные на них руководящие действия тоже влияют на реальное будущее, даже если они и устремлены куда-нибудь вбок или даже против хода.

Казалось бы, если судить по постоянно озвучиваемым президентом мыслям о необходимости нового экономического курса, глубоких, возможно радикальных реформ, новой промышленной политики и завершении первичной индустриализации, преобразовании госпрограмм в нацпроекты, создании принципиально новой системы государственного планирования и госуправления, нас ждет поистине революционный, поворотный Национальный план. С чем мы полностью согласны хотя бы потому, что нынешняя «вывозная» экономическая модель элементарно исчерпала себя и уходить от нее равнозначно национальному спасению.

Впрочем, с той же уверенностью приходится ожидать, что на самом деле актуализированный Национальный план окажется повторением существующего: правильные президентские установки там, да, тоже будут: в виде лозунгов, утопленных в оторванных от реалий намерениях-обещаниях.

Ну что же, насколько сам глава государства готов добиваться реализации провозглашаемых целей и насколько создаваемые им структуры стратегического прогнозирования способны выдавать адекватный продукт, это проблемы самой Администрации. Хотя непосредственно касающиеся и нашего собственного будущего. Нам же, в любом случае, полезно иметь и отстаивать собственное мнение о желаемом будущем.

Поскольку же будущее может возникать только из настоящего, постараемся обосновать тот самый ключевой тезис об исчерпанности экспортно-сырьевой экономики.

Экономика: сначала вверх, теперь вниз

Основы нынешней экономической модели в виде передачи системообразующих нефтедобывающих и металлургических комплексов в иностранную собственность, отказа от суверенной кредитной эмиссии с переводом тенге на «полную конвертируемость» и плавающий курс, произошли на переломе девяностых и нулевых годов, получив свою концентрацию в Стратегии «Казахстан-2030». А начавшийся в начале нового века непрерывный рост сырьевых цен напитал такую стратегию ощущением полного и «вечного» успеха.

В 2007 году, лучшем из докризисных «тучных лет», ВВП Казахстана достиг $105 млрд, экспорт вырос до $52 млрд, импорт – до 45 млрд долларов. Итого доля экспорта в валовом внутреннем продукте составила почти 50%, импорта почти 43%. А с учетом энергетической, транспортной, строительной и торговой инфраструктуры ориентация на внешние рынки стянула на себя до трех четвертей национального продукта по экспорту и до двух третей по импорту.

Экономика Казахстана сформировалась как «сквозная» и полностью ориентированная наружу. Она стала производить, в основном, то, что сама страна не потребляет и потреблять, в основном, то, что в стране не производится.

Годы после мирового кризиса были посвящены не просто преодолению последствий, но и, как во всех «развитых странах», попытке представить потрясший весь мир кризис как циклический, а не системный. К 2013 году – и по сию пору лучшему для Казахстана по внешне-экономическим показателям – удалось, казалось бы, забыть о том «циклическом» кризисе: ВВП поднялся до $237 млрд, экспорт до $91 и импорт до $63 млрд. На этом пике было объявлено о досрочном выполнении Программы «Казахстан-2030» и выдвинута Стратегия «Казахстан-2050».

Однако в том же году, в ответ на создание Таможенного и начало формирования Евразийского союзов, вспыхнул Майдан в Киеве и далее потянулась цепочка событий, логично продолжающихся сейчас уже во вполне явном виде перехода однополярной глобализации в многополярный формат.

Экономика Казахстана с тех пор растет… вниз и решает только одну задачу – удержания стабильности. Что пока удается, но за счет все большего расходования «подушки безопасности». Национальный фонд еще с конца 2013 года был переведен из накопительного, под который он и создавался, в расходный режим, и со все большим траншами из него. Но если стабильность внутри страны это позволяет удерживать, то внешнеэкономическая ситуация все более «отползает» назад.

В благополучном еще по нефтяным ценам и коронавирусу 2019 году ВВП составил $179 млрд, на целую четверть меньше уже достигнутого в «предмайданном» 2013-м и даже существенно меньше, чем в 2011 ($193 млрд) году. Экспорт 2019 года составил $66 млрд, импорт $52 млрд, и ровно столько же приносил экспорт в… 2010 году, но только с существенно выросшей за десять лет зависимостью от импорта (тогда было $44 млрд).

По закончившемуся 2020 году отчетности еще нет, но по данным за январь-ноябрь внешнеторговый оборот обещает дать только 87,1% от года 2019-го, тем самым мы «отъехали» в… предкризисный 2007 год. С той принципиальной разницей, что если тогда это создавало, вместе с притоком иностранных инвестиций и активными зарубежными заимствованиями коммерческих банков, общее валютное переполнение экономики, компенсируемое быстрым наполнением Национального фонда и ростом ЗВР Нацбанка, то ныне внешний платежный баланс во многом поддерживается сжиганием прежних валютных накоплений.

Богатая страна… бедных людей

Формирование экономической модели, сугубо завязанной на экспорт природных ресурсов в обмен на импорт готовых товаров, помимо все более выпячивающегося сейчас риска ухудшения внешней конъюнктуры, сильно ухудшило и внутреннюю социально-экономическую и политическую структуру. Эта структура тонка и непрочна, готова порваться даже при небольших напряжениях.

Для обеспечения трех четвертей ориентированного на экспорт ВВП достаточно одной восьмой работоспособного населения Казахстана, больше просто не требуется. И даже с учетом всего государственного и силового аппарата, бюджетного и квази-государственного сектора, это не более четверти официальной занятости. Еще примерно четверть структурированной, вписанной в такую модель, занятости обеспечивает торговля и сфера услуг.

Половине же трудоспособного населения попросту нет места в такой структуре занятости, только «самозанятость».

По официальной статистике, доля зарплаты в ВВП – чуть более 30%, еще примерно 8% потребления обеспечивается через бюджет, а более 60% национального продукта – это доходы корпораций. То есть, критическое неравенство в потреблении отражено даже официально, но и оно приукрашено. Если судить по отчетности ЕНПФ, то есть по величине всех проходящих через бухгалтерию зарплат, то доля легального труда в национальном ВВП – менее 16%.

Соответственно, структура семейных бюджетов по всему Казахстану по той же официальной статистике, демонстрирует повальную бедность. Даже в самые благополучные годы доля расходов на питание превышала 40%, и это критически опасный показатель. Мало того, в переломном 2015 году, когда Президент Назарбаев объявил План нации «Сто шагов» и создал Национальную комиссию по модернизации, доля питания в структуре расходов домохозяйств составляла 44,7%, тогда как по итогам достаточно еще благополучного по внешнеэкономической конъюнктуре 2019 года она перевалила символический рубеж в 50%. Ныне же отчетность показывает 56 с лишним процентов. Речь все более идет об элементарной выживаемости народа.

Ничего личного, только бизнес. Экспортеры всячески экономят на расходах внутри страны, в том числе на заработных платах, и их можно понять: времена трудные, а обеспечение внешней прибыльности – первый приоритет. Аналогично, правительство и сам бизнес стремятся всячески сократить становящиеся все более разорительными затраты на импорт, а лучший для этого способ – снижение покупательной способности населения и всего работающего в поле национальной валюты бизнеса.

Внутри все в порядке, пока…

Нам могут возразить: не стоит нагонять жути, ведь в целом экономика Казахстана успешно растет, даже в условиях пандемии. Посмотрите на квартальные отчеты правительства хотя бы по 2020 году: да, ВВП чуть-чуть снизился, но только из-за пандемии, и даже в таких условиях промышленное и сельскохозяйственное производство, строительство, транспорт, торговля, доходы населения – все имеет свои проценты роста. И у нас нет оснований не доверять такой статистике.

Согласимся – пусть такая статистика верна. Внутренняя экономика вряд ли растет в такт правительственной отчетности, но она, да, как минимум, стабильна. Однако вся экономическая и социальная стабильность внутри страны зиждется на внешнеэкономическом фундаменте: пока транши из Национального фонда помогают удерживать курс тенге, поддерживать наполнение бюджета, помогать банкам и направлять деньги в инфраструктуру, власти вполне могут представлять ситуацию, как стабильную. Однако расходный ресурс не бесконечен…

Впрочем, пандемия и депрессия на рынках нефти, говорят оптимисты, когда-то закончатся, возвратится ли внешняя экономика в статус двигателя внутреннего развития? Вряд ли, потому что возможностей физического наращивания добычи почти нет, наоборот, речь идет о необходимости серьезных дополнительных инвестиций в поддержание нынешнего уровня.

К тому же, непростые условия добычи в Казахстане, особенно на шельфе, вкупе с затратами на длинную транспортировку, выводят окупаемость барреля примерно на тот же уровень, что и сланцевой добычи в США. Тогда как главная интрига нынешней борьбы на мировых нефтяных и газовых рынках, объединяющая всех основных игроков, кроме США, при всем противоречии их других интересов, это недопущение американской сланцевой нефти и СПГ. Определенного завершения этой борьбы даже не просматривается, а потому не просматривается и восстановление рентабельности нефтяных поставок из Казахстана.

Долг платежом красен

Но хуже другое – накопленное иностранными инвестициями и зарубежным кредитованием обременение казахстанской экономики внешними обязательствами.

Если посчитать данные внешнего платежного баланса Казахстана с 2000 и по 2019 год, с экспортом в страну поступило более одного трлн долларов, а на импорт потрачено, округленно, 600 млрд.

Балансы на то и составляются, чтобы приход равнялся расходу, куда же ушли остальные 400 миллиардов? Их вывезли в качестве доходов иностранные инвесторы и кредиторы.

В результате в «сухом» остатке такие итоги: в золотовалютных резервах Национального банка и активах Нацфонда на середину 2020 года числятся $90 млрд, тогда как собственно экономика Казахстана задолжала внешним инвесторам и кредиторам $160 млрд. Результирующая международная инвестиционная позиция, от которой отсчитываются получаемые Казахстаном и уходящие отсюда валютные доходы равняется величине минус $63 млрд, а если брать нетто-позицию по прямым инвестициям, то есть в дающие наибольшую отдачу производственные мощности, то это минус 133 млрд долларов.

Для иллюстрации, как сказывается такое обременение, перечислим составляющие счета текущих операций за относительно благополучный 2019 год: баланс экспорта-импорта – плюс 14,5 млрд, баланс денежных доходов – минус 21,7 млрд, в результате сальдо по году сложилось отрицательной величиной 7,2 млрд долларов. То есть, традиционный внешнеэкономический двигатель экономики Казахстана – выручка от превышения экспорта товаров и услуг над их импортом, надежно перекрывается вывозом доходов иностранными инвесторами и кредиторами.

Отчет же за 2020 год, когда он появится, покажет усугубление ситуации.

Замкнутый круг

Итак, арифметически все уже произошло: основной для казахстанской экономики внешнеэкономический цикл надежно переместился в зону отрицательных значений. С уверенно неблагоприятной перспективой: возможностей физического наращивания сырьевого экспорта явно недостаточно, надежды на рост валютной выручки за счет подъема цен особой нет, а способов «рассосать» вымывающие валюту обязательства перед инвесторами и кредиторами в рамках такой модели также не существует.

Но кроме арифметики, произошло и структурное замыкание порочного круга внешнеэкономической зависимости. Все попытки разомкнуть этот круг за счет несырьевой переориентации экспорта и программ импортозамещения прорывных результатов не дали.

В принципе пропущенный через экономику Казахстана триллион с лишним долларов экспортной выручки позволял решать самые масштабные задачи индустриализации и диверсификации экономики, научно-технического, образовательного и социального развития.

Однако, все прошло «навылет», с закреплением, наоборот, внешней зависимости Казахстана.

В структуре экспорта ныне, как и двадцать, и десять лет назад, строчки «минеральные продукты» и «металлы» занимают до 90%, а долю продукции машиностроения, например, за последние десять лет, при всех усилиях, удалось поднять с 0,3% до 0,9%.

В структуре же импорта ныне та же продукция машиностроения занимает почти 60%, тогда как десять лет назад ее доля была «всего» чуть более половины. А в целом более двух третей затрат на импорт, это закуп оборудования и материалов для тех же сырьевых экспортеров – такой «сквозной», и закрепляемый год от года, валютный кругооборот.

Идеальный колониализм

И вообще, с точки зрения внешнего пользователя экономика Казахстана выстроена практически идеально. Инвестиции в основной капитал не доходят и до четверти ВВП, то есть совершенно недостаточны. Но зато три четверти таких инвестиций – иностранные и идут в разведку недр, нефтедобычу, трубопроводы, металлургию и финансовую инфраструктуру. В этой необходимой внешнему рынку части национальная экономика инвестировалась, до нынешнего кризиса, вполне достаточно.

Точно также в стране в принципе отсутствует необходимый для промышленного развития национальный кредит. Да он и не нужен, поскольку субъекты внешнеэкономической деятельности кредитуются также вовне, местные банки нужны им только для ведения текущих счетов.

К тому же, местные дочерние компании активно практикуют «внутрифирменные» заимствования, за счет которых и наращивается, в основном, внешний долг, с соответствующим выводом ресурсов на его обслуживание. Внутри же тенгового поля объем банковского кредитования составляет всего 13-14% от ВВП, в разы меньше требуемого. При этом на долю промышленности приходится чуть более десятой части этого мизерного объема. Сельское хозяйство коммерческим кредитом практически не пользуется. Зато больше половины кредитной массы выдается на потребление, основанное, разумеется, на импорте.

Как видим, схема ресурсной и финансовой эксплуатации Казахстана «на вывоз» выстроена профессионально, продуманно и сбалансировано во всех своих аспектах. При том, что выстроена она и неизменно поддерживается самими же властями суверенного Казахстана. Что тоже есть часть такого национального строительства и такого суверенитета. И тоже является частью общего баланса: верхние компрадорские круги встроены в такой «вывозной» бизнес, и от него же, в большей или меньшей мере, получают жизненные блага государственный и силовой аппарат, «бюджетники», квази-госсектор, значительная часть частного бизнеса, а в целом – прямо или через «самозанятость» и население Казахстана.

Что характерно: все приведенные нами данные о неуклонном усугублении внешнеэкономической зависимости и о все более утончающейся основе внутренней социально-экономической стабильности взяты из официальной отчетности. Но ни сами публикующие столь разоблачительные данные органы, ни считающиеся топовыми эксперты благоразумно не пытаются их анализировать.

И позиция умалчивания тоже есть часть замкнутого круга «национал-колониализма».  

Очнись и смотри

Опровергать сложившееся положение вещей бессмысленно. Только таким могло быть встраивание каждой по отдельности постсоветской национальной республики в мировой рынок. А у Казахстана, благодаря природным ресурсам и повышенной способности к адаптации, это получилось наиболее полно. Можно сказать, образцово.

Другое дело, что та же способность к адаптации, благоразумно не позволяющая пока властвующим, экспертным и другим кругам национальной элиты слишком уж глубоко вникать в суть выстроенной четверть века назад компрадорской экономики, должна теперь, из того же чувства самосохранения, активировать процесс осмысления. Формирующийся на наших глазах вокруг Казахстана, и в глобальном мире в целом новый «вмещающий ландшафт» все настойчивее требует очередной судьбоносной ориентации: во что встраиваться и куда двигаться.