Как Масимов угодил в следственную яму, которую вырыл когда-то для других

Почему казахстанские адвокаты редко берутся за уголовные дела с грифом «Секретно», рассказывает Orda.kz.

О проблеме доступа адвокатов к материалам уголовных дел, связанных с государственными секретами, активно заговорили после ареста экс-главы КНБ Карима Масимова 8 января 2022 года. Тогда несколько адвокатов предложили свои услуги по его защите, однако им было отказано в связи с отсутствием у них допуска категории «Совершенно секретно». В итоге Масимову назначили дежурного адвоката, чьи услуги оплачиваются из госбюджета.

Родственники экс-председателя КНБ остались недовольны и обратились с жалобами в международную правозащитную организацию. Они возмущаются тем, что лишены права самостоятельно нанимать защитника и общаться с родным человеком. По их словам, Масимов с момента ареста находится в полной изоляции и ему даже не предоставляют медпомощь в полном объёме.

Наши журналисты заинтересовались, каким образом адвокаты получают доступ к секретным документам, с какими сложностями они сталкиваются в ходе следствия и суда, и что они предлагают для решения проблемы полноценной защиты клиентов.

Благими намерениями….

Алматинский адвокат Жан Кунсеркин рассказал о существующей системе засекречивания уголовных дел.

«Я считаю, что допуск к госсекретам – это не что иное, как способ давления на адвокатов и ограничения их деятельности, поскольку компетентные органы кому-то из них могут дать разрешение, а кому-то нет. В случае отказа они никогда внятно не объясняют причин, почему не дали человеку разрешения, а просто ссылаются на то, что он не прошёл спецпроверку в КНБ. Ирония в том, что Карим Масимов в своё время создал репрессивную машину, которая ограничивает права подозреваемых и адвокатов, а теперь сам страдает из-за этого. Образно говоря, он угодил в яму, которую вырыл для других», – говорит Кунсеркин.

Наш собеседник пояснил, что когда Масимов возглавлял могущественное ведомство, его подчинённые получили карт-бланш, который позволил им без особых усилий выигрывать дела в суде.

«В то время следователи КНБ взяли за привычку засекречивать по своему усмотрению любые уголовные дела, что они вели, под соусом обеспечения защиты национальной безопасности нашей страны. Прокуроры, отвечающие за надзор за следствием, всегда шли им навстречу. Таким образом, подозреваемые автоматически лишались права самостоятельного выбора адвокатов, которые их полностью устраивали. Защитников им обычно назначали, и не всегда между подследственным и навязанным государством адвокатом складывались доверительные отношения, которые повышали шансы на успешный исход дела».

По словам Кунсеркина, лет 20 назад на одну городскую и областную коллегию адвокатов выделялась своего рода 1-2 квоты в виде доступов к госсекретам, их обладатели и выступали защитниками по закрытым уголовным делам. Сейчас адвокаты самостоятельно оформляют разрешения такого рода по конкретному закрытому делу.

«Отмечу одну особенность. Если в открытом уголовном деле подозреваемого могут защищать несколько адвокатов и общественных защитников, то в закрытом деле только один адвокат, получивший допуск к секретным материалам. На мой взгляд, это не есть хорошо, потому что это опять-таки ограничение».

В копилке адвоката Кунсеркина три уголовных дела, которые проходили под грифом «Секретно». Все они были связаны с терроризмом. По его словам, добиться оправдательного приговора для клиентов у него не получалось из-за отсутствия состязательности сторон. У гособвинения всегда были все козыри на руках, поэтому обвиняемые получали большие сроки. Однако адвокат не сдавался и настойчиво проходил все инстанции, апелляции и кассации. А однажды дошёл до Комитета ООН по правам человека, но, увы, его обращение не стали там разбирать. Как он полагает, по политическим мотивам.

«Мне больше всего запомнилось дело Абдуллы Нурполата, которого я защищал в 2000 году. Он – гражданин Австралии, этнический уйгур. В 1998 году Нурполат переехал в Казахстан и помогал уйгурам из СУАР оформлять документы в ООН для получения статуса беженца. После печальных сентябрьских событий 2000 года его задержали по подозрению в терроризме, незаконном хранении оружия и боеприпасов, а также за то, что он якобы состоял в рядах запрещённой экстремистской группировки «Партия освобождения Восточного Туркестана», ратовавшей за независимость китайского СУАР. Уголовное дело Нурполата проходило под грифом «Секретно».

Получившие доступ к секретным материалам становятся невыездными

Абдулла Нурполат был арестован осенью 2000 году по подозрению в причастности к террористической группе, убившей двух казахстанских полицейских – участкового инспектора Мурата Юсупова и офицера миграционной полиции Амангельды Сагеева. Он был не единственным иностранцем, задержанным по подозрению в терроризме, создании транснациональной преступной группировки и хранении боеприпасов. Вместе с ним по делу проходили также граждане Китая и Кыргызстана. 19 октября 2001 года Алмалинский райсуд г.Алматы признал Абдуллу Нурполата виновным и назначил ему 15 лет лишения свободы в колонии строгого режима. Свой срок он отбыл полностью, а после освобождения уехал за границу.

Адвокат Кунсеркин стал защитником Абдуллы волей случая.

«Нурполат свободно владел только английским и казахским языками, поэтому ему требовался двуязычный защитник. Поскольку я свободно владею ими, то меня назначили его адвокатом. Однако мы общались друг с другом на своеобразном англо-казахском суржике, так как знали, что наши разговоры записывают и прослушивают комитетчики. Я же в то время тесно общался с сотрудниками посольства Австралии, которые были обеспокоены судьбой своего соотечественника, вот чекисты взяли меня под колпак».

Прежде чем приступить к защите клиента-иностранца, Кунсеркин прошёл в КНБ собеседование, заполнил многостраничную анкету и подал её вместе с перечнем других документов в Департамент юстиции по г.Алматы. Потом ждал 2 месяца окончания результатов спецпроверки, чтобы получить допуск к секретным материалам уголовного дела А дальше, по словам адвоката, начался театр абсурда.

«Я пытался уточнить обстоятельства дела, поэтому хотел задать вопросы свидетелям обвинения. Но следователь отказал мне в этом, сославшись на то, что эти люди входят в государственную программу защиты важных свидетелей. Потом я ходатайствовал о назначении независимой баллистической экспертизы по изъятым у Нурполата боеприпасам, но мне опять отказали, поскольку у эксперта не было допуска к госсекретам. Больше всего меня добило, когда следователь пытался вменить моему подзащитному такой пункт обвинения, как угроза применения оружия массового поражения. Как все мы знаем, к нему относится ядерное, бактериологическое, биологическое и химическое оружие. Однако на деле речь шла о боевой гранате Ф-1, в этом и заключался трагифарс».

По словам собеседника, каждый раз, когда он участвовал в закрытых делах, то всегда чувствовал, что за ним ведётся негласное наблюдение.

«Я несколько лет был членом правления Фонда Сороса в Казахстане, поэтому точно знал, что за мной ведётся слежка. Меня даже порой вызывал на собеседование мой куратор из КНБ, которого мне приставили, когда я получил доступ к госсекретам. Так этот товарищ всегда любопытствовал, чем я занимаюсь, с кем из иностранных коллег общаюсь, какие оппозиционные СМИ читаю и т.д.».

Когда по следам январских кровавых событий пошли массовые аресты высокопоставленных силовиков, в семейном кругу Кунсеркиных приняли решение, что Жан не будет участвовать в закрытых делах.

«Дело в том, что адвокатам, получившим допуск к секретным документам, не разрешают в течение 5 лет выезжать за границу. Вот я и подумал, зачем мне это надо, если я люблю путешествовать по миру и участвовать в международных конференциях адвокатов. Поэтому я в последнее время наотрез отказываюсь защищать чьи-либо интересы в закрытых делах».

Существенной разницы между "секретно" и "совершенно секретно" нет

Шымкентский адвокат Евгений Яворский солидарен с мнением алматинского коллеги, что доступ к госсекретам это давление и ограничение адвокатской деятельности.

«Проблема в том, что зачастую следователи не удосуживаются пояснить адвокатам, в чём заключается секретность, ценность и важность документов, и почему их нельзя разглашать. Из-за этого адвокаты не могут в полной мере изучить материалы закрытого уголовного дела и выстроить стратегию защиты. Им очень сложно обосновать, что требуется исследовать в рамках уголовного дела, а что к делу отношения не имеет», – говорит Яворский.

По его словам, органы обвинения могут воспользоваться всеми средствами и способами доказывания, а сторона защиты нет. Причём она ограничена не каким-то конкретным законом вроде «О госсекретах», а фактически ведомственными приказами и инструкциями КНБ.

«К минусам таких засекреченных дел я отношу тот факт, что адвокат не может предать огласке общественности какие-то важные детали следствия. Например, те же процессуальные нарушения, которые допустил следователь или незаконные методы ведения следствия. К ним, как вы знаете, относятся пытки, психологическое давление, шантаж и угрозы физической расправы. Поэтому я считаю, что следователи специально ставят гриф «секретно», чтобы широкая общественность не узнала ничего интересного или того, что дало бы ей пищу для размышлений».

Адвокат Яворский работает с закрытыми делами 15-й год подряд. В его активе наберётся 10 дел с грифами «Секретно». Самое резонансное из них – это дело Мухтара Аблязова, который обвинялся в том, что заказал криминальному авторитету Мурке убийство банкира Ержана Татишева в 2004 году.

Несмотря на то, что Яворский тогда защищал интересы пострадавшей стороны, ему приходилось нелегко, так как многие материалы резонансного дела были засекречены. Всё-таки они касались одиозной персоны Аблязова, который называл себя «Лидером протестов в Казахстане».  

«Я действовал тогда наугад, основываясь на своём профессиональном опыте и интуиции, потому что мне отказывались предоставлять некоторые сведения. Якобы они были ограниченного доступа или полностью были засекречены. Тем не менее, я выиграл дело. Исполнителя убийства в марте 2018 году приговорили к 10,5 годам лишения свободы, а заказчика в ноябре того же года заочно приговорили к пожизненному лишению свободы».  

По словам Яворского, процедура получения допуска адвокатов к госсекретам за последние 10 лет изменилась. 

«15 лет назад адвокаты заключали договор с Минюстом о предоставлении им доступа к госсекретам 2-х категорий – это «Секретно» и «Совершенно секретно». Разрешение давал специальный министерский отдел, который курировали комитетчики. Сейчас адвокатам нужно получать допуск на каждое конкретное уголовное дело, материалы которого засекречены. Проблема в непрозрачности самой процедуры рассмотрения заявки защитника и выдачи допуска. Никто из адвокатов точно не знает, получит он разрешение или нет».

Кстати, существенной разницы между грифами "Секретно" и "Совершенно секретно" нет. Просто первый относится к делам всех силовиков, а второй, в основном, к сотрудникам спецслужб, которых подозревают в шпионаже, госизмене, коррупции и подобным тяжким преступлениям. Засекретить могут всё, что угодно - и конкретные сведения, относящиеся к военной сфере, и оперативные разработки, и многое другое. Из-за этого есть риск нарваться на неприятности в случае разглашения госсекретов.

По признанию нашего собеседника, некоторых защитников отпугивает именно наказание, предусмотренное за разглашение секретных данных.

«Проблема в том, что в самом Законе РК «О госсекретах» весьма расплывчато расписано, что же относится к закрытым сведениям, не подлежащим разглашению. Об этом знают, наверное, лишь  сотрудники контрразведывательных подразделений КНБ. Остальные граждане могут только догадываться, поэтому всегда есть риск нарваться на неприятности. К примеру, если адвокат расскажет журналисту или блогеру обстоятельства, ставшие ему известными в ходе закрытого следствия или суда, то его спокойно могут привлечь к уголовной ответственности по ст. 185 УК РК «Незаконное собирание, распространение, разглашение государственных секретов». Или же к административной ответственности по статье 504 Административного Кодекса РК «Нарушение установленных требований в сфере защиты государственных секретов, а также в работе со служебной информацией ограниченного распространения».

Почему сами адвокаты не хотят брать "засекреченные" дела

Наказание по 185-й уголовной статье предусматривает ограничение или лишение свободы на срок от 5 до 8 лет. Всё зависит от того, есть ли в действиях подозреваемого признаки государственной измены или шпионажа. Что касается административной ответственности за нарушение требований в сфере защиты госсекретов, то она предусматривает штраф в размере 15 МРП. 

«Если защитник вдруг проболтается, то минюст может подать иск в суд об ограничении, приостановлении или лишении его адвокатской лицензии. А если он привлекается к уголовной ответственности за разглашение госсекретов, то суд спокойно может лишить его права заниматься адвокатской деятельностью на срок до 3-х лет. Правда, среди моих коллег ещё не было прецедента, когда кого-то из них привлекли бы к ответственности за разглашение госсекретов. Но кто его знает, может, в других регионах такое бывало», – говорит Яворский.

Адвокат объяснил, почему многие его коллеги отказываются браться за засекреченные дела.

«Они понимают, что в 99% приговор будет обвинительным, поэтому и отказываются браться за такие бесперспективные дела. Никто же не любит проигрывать. Есть только 1 шанс, что подозреваемому назначат мягкое наказание, но он минимален. Об оправдательном приговоре я даже не заикаюсь, потому что получить его – призрачная надежда, утопия. Сам я берусь за дела любой категории сложности, потому что мне это интересно, и я стараюсь помочь, по мере своих сил и возможностей, всем, кто нуждается в квалифицированной юридической поддержке».

Препоны следует ликвидировать, считают адвокаты

В практике алматинского адвоката Елены Жигалёнок было только одно уголовное дело, связанное с госсекретами.

«Его несколько лет назад возбудили следователи ДКНБ по г.Алматы. Они заподозрили одного коммерсанта в контрабанде изделий двойного назначения, которые могли применяться как в военной, так и гражданской промышленности. Я присоединилась к делу на стадии апелляции, и для участия в суде мне нужно было получить допуск  к госсекретам в особом отделе минюста. Однако в какой-то момент я решила не вскрывать конверт с засекреченными документами, которые были доказательствами по другому эпизоду в отношении другого лица. Поэтому обошлась без допуска», – говорит Жигалёнок.

Её подзащитный в итоге был осуждён к 7 годам лишения свободы. С тех пор адвокат старается не иметь дел с госсекретами и вместе с другими коллегами выступает за отмену существующей системы получения допуска защитников к госсекретам.

«Уж если с высоких трибун Верховного Суда, Минюста и Генпрокуратуры любят говорить о состязательности сторон в уголовном процессе, то давайте создадим равные условия для стороны обвинения и защиты. Я предлагаю убрать этот пресловутый допуск, так как он ущемляет право подозреваемого на свободный выбор защитника, а самих адвокатов ограничивает в проведении линии защиты. Нужны нормы закона, позволяющие следователю или судье брать с адвокатов расписку о неразглашении данных из области госсекретов и всё, никаких специальных допусков не надо».

Мы поинтересовались у адвоката, согласилась бы она стать защитником в деле Масимова и К, если бы её об этом попросили?

«Не знаю. С одной стороны, это было бы заманчивое предложение. С другой стороны, там наверняка, есть много ограничений для полноценной работы адвоката из-за того, что Масимова подозревают в госизмене, превышении власти и насильственном захвате власти. Поэтому я не могу однозначно ответить на ваш вопрос. Я не боюсь проигрывать дела, просто не люблю, когда меня начинают контролировать во всём», – говорит Жигалёнок.

От редакции

Рассчитывать на комментарии адвоката, представляющего интересы Карима Масимова, мы не можем. Поэтому нам остаётся ждать вынесения приговора по делу экс-главы КНБ, чтобы понять, была ли у его защитника возможность отстоять его права и добиться в итоге смягчения наказания.