Дело генерала Аманбаева и пытки в Антикоре: интервью с экс-начальником оперативного отдела финпола Алматы

О войне высокопоставленных лиц в финполе, громком деле генерала Аманбаева и судьбе осуждённого майора финпола рассказывает Orda.kz.

Злой рок, преследующий казахстанские правоохранительные органы, — междоусобицы. Сколько бы реформ и реорганизаций ни проводилось в правоохранительных ведомствах, полностью изжить этот порок никому так и не удалось. В результате межклановых разборок страдают рядовые сотрудники, как в поговорке: «Паны дерутся — у холопов чубы трещат». 

Примером тому может служить дело генерала Амирхана Аманбаева, начальника финансовой полиции города Алматы. В 2017 году он был признан виновным в экономических и коррупционных преступлениях и приговорён к 14 годам лишения свободы.  

Ни генерал, ни 35 других осуждённых не признали своей вины. Они утверждали, что стали жертвами оговора, мести и личной неприязни бывших сослуживцев, а ныне сотрудников Антикора. Впоследствии экс-главе финпола Алматы удалось добиться пересмотра приговора и оправдаться в большей части обвинения.

Журналисты Orda.kz встретились с осуждённым экс-начальником отдела департамента по борьбе с экономической и коррупционной преступностью города Алматы, майором Данияром Абдиевым, чтобы узнать детали громкого дела. 

Новая метла метёт по-новому?

Расскажите немного о себе: чем вы занимались до прихода в финпол?

— Я родом из Астаны (тогда Целиноград — прим. ред.). В 1999 году окончил Карагандинский государственный университет по специальности «юрист». Потом пять лет проработал следователем в органах внутренних дел. Расследовал дела по тяжким телесным повреждениям, убийствам, грабежам и разбоям. Дослужился до звания капитана. В 2005 году перевёлся в органы финансовой полиции, где проработал до 2015 года, пока меня не задержали сотрудники Антикора. 

 Почему вы перевелись в финпол?

— Хотел повысить свой профессиональный уровень, расследовать более сложные дела, раскрывать коррупционные и экономические преступления. В финансовой полиции я работал следователем и оперативником: специализировался на делах о мошенничестве, получении взяток и хищений в особо крупных размерах. Дослужился до звания майора финансовой полиции и должности начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Однако в 2014 году произошла реорганизация Агентства финансовой полиции. На смену ему пришёл новый правоохранительный орган, Агентство по противодействию коррупции, и мне не нашлось в нём места. Новая команда во главе с Кайратом Кожамжаровым сама решала, с кем из предшественников ей работать, а с кем нет. Многие мои сослуживцы остались тогда не у дел, не я один.  

Как вам работалось с генералами Аманбаевым и Кожамжаровым?

— Я перевёлся вместе с Аманбаевым в Алматы в 2012 году, характеризую его только с положительной стороны. Он по своей природе справедливый человек, профессионал своего дела. Всегда вежлив с подчинёнными, был открытым и коммуникабельным для всех, за что его уважали коллектив, общество и СМИ. Он здоровался за руку со всеми сотрудниками Департамента финансовой полиции Алматы. Кожамжаров не такой, он выстраивал культ своей личности. Я тогда ещё работал в центральном аппарате, поэтому видел собственными глазами его отношение к подчинённым. К примеру, когда он появлялся в коридоре здания Антикора, все вокруг моментально расходились. Если кто-то встречался ему на пути, то этого сотрудника наказывали. На мой взгляд, Кожамжаров был очень амбициозной личностью. 

СМИ писали, что Кожамжаров ушёл из финпола после того, как довёл до суда знаменитое «Хоргосское дело № 1». На его место пришёл Тусупбеков. Как вы можете охарактеризовать Рашида Толеутаевича?

— Как профессионала своего дела и справедливого человека. Тусупбеков направил работу ведомства на защиту прав предпринимателей. Если Кожамжаров вёл карательную политику, то Тусупбеков — превентивную. Он ввёл моратории на проверки бизнеса, встречался с бизнесменами за круглым столом, чтобы обсудить с ними наболевшие вопросы. При этом нередко критиковалась работа предшественника Кожамжарова за то, что его подчинённые порой безосновательно и незаконно возбуждали уголовные дела на бизнесменов.

Как появилось дело ОПГ генерала Аманбаева?

— Если коротко и понятно, то Кожамжаров и его приближённые невзлюбили Аманбаева. Наверное, они завидовали его популярности и авторитету или не простили его критических высказываний в свой адрес, поэтому добились возбуждения нашего дела. Но чтобы добраться до него, нужны были показания экс-подчинённых, поэтому антикоровцы взялись за нас, восьмерых экс-сотрудников финпола Алматы. Как выяснилось позже, они проводили в отношении меня негласные оперативные мероприятия, чтобы закрепить доказательную базу по моему эпизоду. На момент ареста я был гражданским лицом.

Как проходило ваше задержание в Алматы?

— 9 февраля 2015 года на улице меня неожиданно скрутило несколько человек. Мне предъявили обвинение в злоупотреблении должностными полномочиями и закрыли в ИВС. Позже антикоровцы добавили такие пункты обвинения, как участие в организованной преступной группировке, лжепредпринимательство, пособничество и легализация имущества, приобретённого преступным путём. Мне избрали меру пресечения в виде содержания под стражей и перевели в СИЗО.  

 Сколько адвокатов у вас было и как выстраивалась линия защиты?

— Мои интересы в ходе следствия и суда представляли два адвоката, хотя я мог и сам защищаться. У меня высшее юридическое образование и опыт работы в оперативных и следственных подразделениях. Но мне нужны были защитники для связи с родными и подачи ходатайств. Однако ни прокуратура, ни суд не слушали меня и моих адвокатов, поскольку они были подконтрольны Кожамжарову. 

Почему вы решили, что прокуратура и суд были подконтрольны Кайрату Пернешовичу?

— Когда нас, финполовцев, задержали, то суд долго тянул с выдачей санкции на наш арест, потому что он не мог найти состав преступления. Не было ещё экспертиз и никаких доказательств нашей причастности к преступлению, были только подозрения. Так вот антикоровцы пришли в Медеуский райсуд и давили на судей прямо в зале судебного заседания. Они грозились, что в противном случае судьи будут иметь дело с Кожамжаровым. Те спасовали и дали санкцию на наш арест.

Добрый следователь и злой оперативник

В каких условиях вы содержались в СИЗО и какие у вас сложились взаимоотношения с сокамерниками?

— Я содержался в самой худшей камере старого СИЗО, что находился на пересечении улиц Маметовой и Сейфуллина г. Алматы. Камера № 5 была размером два на три квадратных метра и располагалась на первом этаже. Меня бросили в камеру к трём уголовникам. Они постоянно цеплялись ко мне, провоцировали на конфликты и драки, неоднократно пытались задушить полотенцем. 

Почему вас содержали в одной камере с уголовниками? Вас же в целях безопасности должны были разместить отдельно как сотрудника правоохранительных органов?

— Как по сценарию многих фильмов: для оказания давления на новичка, получения каких-либо сведений, исполнения воли администрации и следователей.

 А как на ваш внутрикамерный прессинг реагировали сотрудники СИЗО?

— Никак, они закрывали на это глаза. Потом сами за меня взялись. Оперативники СИЗО переоделись в форму спецназа, вошли к нам в камеру и стали обыскивать меня, предварительно выведя троих моих сокамерников. Они били меня резиновой дубинкой, пока искали якобы спрятанные запрещённые предметы. 

Как вы думаете, они действовали самостоятельно или по чьему-то приказу?

— Я считаю, что распоряжение им отдал Улан Мадиев. Это мой бывший коллега, с которым я работал в финполе. В 2015 году он руководил работой опергруппы Антикора по нашему делу. Он встретил меня в своём кабинете и участливо поинтересовался моими делами и самочувствием. Я сразу понял, что он в курсе моих побоев и истязаний. Мадиев когда-то работал в финполе в Таразе, до этого служил в полиции. Был профи в оперативной работе, он вступил в сговор с администрацией СИЗО, чтобы та заставляла своих сотрудников и подконтрольных осуждённых прессовать нас. Потом Мадиев менял тактику, предлагая подозреваемому улучшить условия его содержания в обмен на сотрудничество со следствием. Например, избитому человеку он предлагал более удобную камеру или устроить на время в медсанчасть. 

Вы подорвали здоровье за время пребывания в следственном изоляторе?

— Да, подорвал. Но это относится к старому СИЗО, где я содержался два года. После его закрытия в 2017 году нас перевели в новый СИ-18, который казался санаторием на его фоне. Пока я сидел в старом СИЗО, у меня на нервной почве развился псориаз. Кроме того, в результате врачебной халатности я заразился гепатитом С. У нас постоянно брали анализы крови, то для экспертизы ДНК, то на проверку ВИЧ и гепатита. Пока я отбывал наказание, то не знал о своём диагнозе. Сейчас лечусь от последствий, сижу на диете.

Почему вы, бывший следователь и старший оперативник, так быстро дали признательные показания антикоровцам?

— Потому что они взялись за мою сестру. Она училась за рубежом, и в качестве гаранта платежеспособности по образовательному гранту наши родители переписали на неё имущество. Для оказания давления на меня кожамжаровские следователи возбудили против сестры уголовное дело, обвинив её в легализации имущества. На самом деле они таким образом контролировали меня. Если бы я отказался от признательных показаний, антикоровцы угрожали арестовать мою сестру и привлечь к уголовной ответственности.  

Вы поддерживали контакты с товарищами по несчастью в СИЗО или каждый был сам по себя?

— Да, мы поддерживали связь друг с другом, поскольку содержались на одном этаже СИЗО. Но я имею в виду нас, восьмерых финполовцев. По нашему делу также проходили бизнесмены и чиновники, но мы с ними не особо контактировали. 

Что от вас требовало следствие?

— От меня требовали дать показания на генерала Аманбаева, которого антикоровцы подозревали в создании ОПГ из числа финполовцев для крышевания предпринимателей, которые не платили налоги. Суть в том, что весь материальный ущерб был возмещён ещё в ходе следствия путём доначисления налогов и направления уведомлений об их уплате контрагентам, но это Антикор не волновало. Под угрозой ареста моей сестры и применения к ней жёсткого режима СИЗО я под диктовку подписал протокол с признательными показаниями, поскольку переживал за свою сестру. Антикоровцы закрывали любых людей при малейшем подозрении, а прокуроры с судьями закрывали глаза на это. Позже была так же сфальсифицирована стенограмма разговора якобы с моим участием, которую я должен был признать, так как у следствия было недостаточно доказательств. 

 Что представляла собой следственно-оперативная группа Антикора?

— Это была группа, состоящая из 50 сотрудников. Следственную бригаду курировал Нурлан Ауганбаев, а оперчасть — Улан Мадиев. Интересно, что оба они официально не входили в состав СОГ, однако давали указания другим сотрудникам. Ауганбаев играл роль доброго полицейского, а Мадиев — злого. Первый убеждал подозреваемых сознаться в совершении преступления, а второй принуждал. Нурлан обещал мне поспособствовать в получении срока ниже низшего предела, если я дам показания против Аманбаева. Показательно, что руководил следственной группой полковник Куралбек Рахметов, которого впоследствии осудили за фальсификацию доказательств и злоупотребление служебными полномочиями. 

Что стало поводом для возбуждения против вас коррупционного дела в 2015 году?

— Это старая история. В 2012 году мой подчинённый задержал с поличным предпринимателя Сергея Ильина при обналичивании денег в банке. Тогда мы не смогли возбудить против него уголовное дело, потому что его фирма только что была зарегистрирована. А значит, не наступил ещё отчётный период для наступления последствий в виде неуплаты налогов. Мы, оперативники, были вынуждены отпустить Ильина, так как следствие отказало нам в возбуждении уголовного дела. По истечении трёх лет антикоровцы вдруг усмотрели в наших действиях коррупционную составляющую. Якобы я с подчинённым незаконно освободил Ильина по указанию Аманбаева. Потом Ильин проходил с нами по одному делу. 

Наша редакция писала, что осуждённый Сергей Ильин болен раком желудка, а его долгое время не выпускали досрочно на свободу по состоянию здоровья. В итоге его всё же освободили от дальнейшего отбывания наказания. Как он себя чувствует?

— Насколько мне известно, он жив ещё и проходит лечение. Я не поддерживаю с ним отношения, поэтому не знаю. 

Кстати, почему вы — единственный из 35 осуждённых по делу генерала Аманбаева, кто согласился встретиться с нами и рассказать историю девятилетней давности? Остальные почему молчат?

— Не знаю, наверное, они боятся. Я хотел высказаться по своему эпизоду, поэтому и встретился с вами. 

Сколько шло следствие и суд по вашему делу? Какое наказание просил гособвинитель для вас и какой срок в итоге дал судья?

— Следствие по нашему делу шло около трёх лет. Суд длился всего четыре месяца, притом явно с обвинительным уклоном. Судья специализированного межрайонного суда по уголовным делам Алматы Абдельдинов отклонял все наши ходатайства, антикоровцы находились в зале судебного заседания, контролировали судью, поэтому никто из нас на оправдательный приговор не рассчитывал. Гособвинение представляли трое прокуроров. Они просили назначить мне по совокупности преступлений пять лет лишения свободы с конфискацией имущества и пожизненным запретом занимать должности на госслужбе. Судья прислушался к гособвинению. К сожалению, мне не удалось добиться пересмотра приговора в апелляционной инстанции. Я пытался аргументировать, что не наступили последствия в результате освобождения бизнесмена Ильина в 2012 году, но меня не слышали. 

Почему осуждённые экс-финполовцы во главе с генералом Аманбаевым отбывали наказание в разных колониях? Вы все же должны были сидеть в двух колониях для бывших сотрудников правоохранительных органов, а вас раскидали по разным зонам.

— Я, к примеру, отбывал наказание в Жезказгане, в учреждении камерного типа особо строго режима с уголовниками, хотя должен был отбывать наказание в колонии для бывших сотрудников среднего режима безопасности. Кожамжаровские приближённые позаботились, чтобы я не отбывал наказание с Аманбаевым в одной колонии в ВКО. Наверное, они переживали, что мы сообща будем писать жалобы и противостоять им, поэтому и разбросали нас по разным колониям.  

Сколько вы отсидели и чем занялись после освобождения из колонии?

— Я отбывал наказание в Жезказгане около двух лет. В 2018 году статью 215 УК РК «Лжепредпринимательство» декриминализировали, поэтому мне сократили срок наказания. На следующий год я освободился. С тех пор работаю, где придётся, так как с судимостью меня никуда не берут.  

Ваше имущество конфисковали по приговору суда или у вас его и не было?

— У меня за плечами 15-летний стаж работы в правоохранительных органах, однако государство квартиру мне не выделило, поскольку у меня была доля в родительской трёхкомнатной квартире. У меня ничего не конфисковывали, потому что нечего было брать. Зато судоисполнители конфисковали квартиру у моей мамы. 

Эра Нового Казахстана

Вы говорили, что читали наши статьи об информационных и межведомственных войнах между КНБ и финполом в 2011 году. Как думаете, на чьей стороне правда?

— Я 10 лет проработал в финполе, поэтому знаю всю кухню изнутри. Подтверждаю, что была межведомственная война между КНБ и финполом в 2011 году. Так появилось громкое «Хоргосское дело», в котором пострадали трое полковников КНБ. По своему примеру я считаю, что в ходе его расследования имели место пытки, истязания, шантаж и фальсификация уголовного дела, это было неотъемлемой частью методов расследования резонансных дел кожамжаровскими следователями, когда не хватало доказательств. И это ненадуманные обвинения пострадавших комитетчиков, таможенников и брокеров, которые выступали у вас. 

Когда вы работали оперативником в финполе, вы сами не нарушали букву закона? Признайтесь честно, все ли задержания подозреваемых в те годы были законными и обоснованными?

— Я не нарушал закон. Не берусь сейчас судить, насколько законными были задержания подозреваемых в финполе, у меня лично возникли сомнения только по одному эпизоду. Это когда в апреле 2008 года задерживали по подозрению в получении взятки в 100 тыс. долларов главу КТЖ Жаксыбека Кулекеева. Я участвовал в обыске его дома, и тогда я понял, что он не коррупционер. Там была скромная обстановка, не было предметов роскоши, его дом разительно отличался от домов настоящих взяточников, да и его супруга была тоже скромной, интеллигентной женщиной. Позже я узнал, что шло давление на водителя Кулекеева Есена Оспанова. Тот должен был дать показания, что его шеф постоянно получал чемоданчики с различными подарками.  

В итоге Сарыаркинский районный суд снял с Кулекеева обвинение в получении взятки в крупном размере, но признал его виновным по двум другим второстепенным эпизодам. А за то, что он привлёк сотрудников КТЖ для охраны своего дома и обеспечил одной компании победу в тендере по госзакупкам дезинфекционных препаратов, суд назначил ему наказание в виде трёх лет лишения свободы, без конфискации имущества, с отбыванием наказания в колонии общего режима. Интересно, сколько было таких дел, когда финпол собирал внушительную доказательную базу, а она рассыпалась потом в суде из-за недоказанности вины подсудимых?

— Не могу ничего комментировать по этому вопросу. Вам лучше пообщаться с ветеранами судебной системы, адвокатами или старожилами-прокурорами. Однако я считаю, что не стоит всех сотрудников финпола под одну гребёнку грести. Многие работали добросовестно.

Вы обращались с заявлением о пытках в Антикоре в Генпрокуратуру?

— Да, я неоднократно обращался в главный надзорный орган страны в 2024 году. Как только узнал о задержании Улана Мадиева по подозрению в пытках подозреваемых по «Хоргосскому делу», так сразу же написал заявление в Генпрокуратуру. До этого я скептически относился к перспективе возбуждения против него уголовного дела. Но потом я понял, что концепция Нового Казахстана работает в действительности, что-то меняется и явно в лучшую сторону. С надеждой на справедливость я два раза обращался в Генпрокуратуру, но мои заявления там должным образом не рассматривали. Их перенаправляли заместителю прокурору Алматы Нурлану Ауганбаеву, и я отзывал их обратно. 

В смысле «отзывали заявление»? Почему вы не идёте до конца, не боретесь за справедливость, раз считаете себя невиновным?

— Дело в том, что Ауганбаев вместе с Мадиевым курировали работу следственно-оперативной группы по моему делу, а значит, он не будет объективно и всесторонне рассматривать мои жалобы, поэтому я отзывал их обратно. Проблема в том, что кожамжаровских людей до сих пор много в правоохранительных органах, и они занимают различные руководящие должности. Поэтому, как мне кажется, идёт тихий саботаж, так стоит ли удивляться, что расследование по фальсификации материалов «Хоргосского дел» идёт ни шатко ни валко? Более того, я уверен, что дело остановится на Мадиеве.

Вы жалеете, что 15 лет своей жизни отдали службе в правоохранительных органах, а в итоге получили тюремный срок и хронические заболевания?

— Нет, не жалею. Много было хороших моментов, многим пострадавшим людям я помог.

От редакции

Мы выслушали одну сторону, теперь хотелось бы выслушать другую. Если у представителей Кайрата Кожамжарова, Улана Мадиева и Нурлана Ауганбаева появится желание высказаться по поводу расследования «дела генерала Аманбаева», то мы открыты к диалогу и готовы опубликовать их точку зрения.

Читайте также:

«Хоргосское дело № 1», или Как Шамана отдали на заклание финполу;

«Хоргосское дело № 1», или Как финполовцы выбивали показания у подозреваемых;

Сгноить в тюрьме: осуждённый по делу “чёрного генерала” умирает от рака в колонии;