«Просите скорректировать приговоры»: юрист о том, что делать осуждённым наркокурьерам сейчас

О роли суда присяжных при рассмотрении дел о распространении наркотиков и тактике поведения осуждённых при решении вопроса об их досрочном освобождении из колонии рассказывает Orda.kz.

Тысячи казахстанских заключённых, отбывающих небольшие сроки за сбыт наркотических или психотропных веществ, могут выйти на свободу весной 2025 года. К тому времени должны вступить в силу новые поправки в уголовном законодательстве, которые смягчают наказание для наркокурьеров-закладчиков и ужесточают его для организаторов наркобизнеса. 

Родственников сидельцев волнует сейчас только один вопрос — как их родным без проволочек выйти на волю. Ведь суды должны сначала скорректировать их старые приговоры в части сокращения сроков наказания, а затем только принимать решение об условно-досрочном освобождении или переводе в колонию-поселение. Не факт, что они одобрят все обращения: кому-то могут и отказать. Родственники осуждённых бурно обсуждают в соцсетях, групповых чатах и на встречах с правозащитниками тему смягчения наказания. 

Журналисты Orda.kz побывали на одном таком мероприятии и узнали о подводных камнях в делах по наркотикам.

Курс Акорды

Организатором встречи с родственниками осуждённых стал один из инициаторов введения новых поправок, юрист и политолог Тимур Иксанов. Вместе с единомышленниками из общественного объединения «За справедливость» он два года шёл к намеченной цели. Столько времени понадобилось для того, чтобы рабочая группа при МВД разработала новый законопроект в сфере противодействия незаконному обороту наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов, а депутаты обеих палат парламента приняли его. По словам Тимура, общественники испытывали мощное давление извне.

«Нашими оппонентами были наркокартели, у которых было явное преимущество перед нами, потому что они давно уже кого надо подкупили... (многозначительная пауза — прим. авт.) Они даже не воспринимали нас всерьёз до поры до времени», — откровенничал Иксанов.

По его признанию, им мешали не только крупные игроки наркобизнеса, но и отдельные чиновники. Коррумпированные или недовольные активной деятельностью общественников, правозащитник уточнял не стал. Он высказал предположение, что чиновники невзлюбили его за непростой характер. 

«Я сам ершистый по натуре, с самого начала не принял власть Назарбаева, хотя был на госслужбе, поэтому у меня была достаточно серьёзная конфронтация с властями. На мне апробировали различные методы уголовного давления. Однако я отвоевал право "Я говорю – вы слушаете!", независимо от того, к кому я обращаюсь. Я знаю, что такое фабрикация материалов уголовного дела, я всё это прошёл».  

По признанию спикера, только после того, как инициаторов поправок услышали в Акорде, ситуация стала меняться.

«Абсолютно все органы РК были против поправок. Сама идея реформы была достигнута наверху, в администрации президента, но она была без формы. В какой-то момент стало понятно, что так жить больше нельзя, что-то надо делать, поэтому общий курс был задан на снижение наказания курьерам-закладчикам... Ведь в действительности никакой борьбы с наркобизнесом в Казахстане нет и не могло быть! Была статистика, была красивая, но холостая деятельность, было противодействие наркокурьерам, но не их вербовщикам! Судьи вербовщиков зачастую вообще не видят, судя по тому, что последние в материалах уголовных дел проходят как "неустановленные следствием лица"».

По словам Иксанова, помогла сплочённость общественников и... материнский инстинкт. Принятия поправок добивались матери и жёны осуждённых. Они обивали пороги различных госучреждений, включая администрацию президента, чтобы донести суть проблемы и способы её разрешения. Первую победу в виде переквалификации третьей части статьи 297 УК РК с особо тяжкого преступления на тяжкое они уже одержали. Остаётся теперь дождаться пересмотра других пунктов и статей. 

«По ч. 4 ст. 297 УК изменений, видимо, не будет, но заложена идея о её неправомерности. В ноябре 2024 года мы подали президенту РК обращение, он в принципе дал зелёный свет будировать этот вопрос. Точнее, он передал его в Верховный суд, чтобы судьи разобрались, почему у нас такое происходит. В Конституции РК сказано, что никто не может быть дважды наказан за одно и то же деяние. А у нас часто происходит так, что человек, совершивший уголовное правонарушение, подпадает и под ст. 262 УК за участие в ОПГ, и под 297 статью УК за сбыт наркотиков».  

Иксанов отметил, что сейчас подана петиция по ч. 1 286 статьи УК — «Контрабанда изъятых из обращения предметов или предметов, обращение которых ограничено». Правозащитники хотят признать её неконституционной и добиться ужесточения наказания.

«Напомню, в 2015 году у нас пропихнули закон о том, что контрабанда на территории РК бактериологического и ядерного оружия, а также оружия и боеприпасов в любом количестве наказывается штрафом до 5000 МРП или исправительными работами. Понятно, что это были те ребята, кто готовил Кантар, короче, террористы, бандиты, подонки и сволочи. Однако государство не принимает в отношении них жёстких мер. Это тоже неконституционно. Хотя некоторые умники из числа юристов пытались аргументировать тем, что штрафы — это ведь тоже наказание. А я им, идиотам, говорил, что они — враги народа!»

В судах и зонах уважают сильных духом!

Вторая половина встречи прошла над обсуждением, как после принятия новых поправок в 2025 году будут назначаться наказания за наркопреступления, и как досрочно освобождаться осуждённым наркокурьерам. Спикер неспешно разъяснял аудитории алгоритм предстоящих действий, сравнивая, как это было раньше, и как будет в ближайшем будущем.

«Часто у первоходов в приговоре есть ч. 2 статьи 55 УК "Назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное уголовное правонарушение". Что она означает? Что в случае особо тяжкого преступления суд не имеет права назначать наказание выше трёх четвертей от максимального срока. Он составлял 15 лет л/с по 3 части 297 статьи. Соответственно, судья назначал подсудимому 10–11 лет. После вступления в силу новых поправок суд должен будет применить то, что идёт на улучшение. Раз преступление считается уже тяжким, то суд не имеет права назначать наказание выше двух третей от максимального срока. По новым поправкам он составляет 12 лет л/с. При таком раскладе суд будет давать срок от семи до восьми лет».  

Получить семь лет вместо 10 в принципе неплохо. Но загвоздка, по словам родственников осуждённых, в том, что судьи зачастую в приговорах не ссылаются на ст. 55 УК РК. Порой они не находят ни смягчающих, но отягчающих вину подсудимых обстоятельств. Как такое вообще возможно?

«Суды часто подразумевают ст. 55, ч. 2, но не вписывают её в приговор. Поэтому вы смотрите смягчающие и отягчающие обстоятельства по своему делу. Если нет отягчающих, и если есть хотя бы одно смягчающее, то значит, правило ст. 55, ч. 2 автоматически на вас распространяется. Вы говорите судье об этом. Если же судья не указал смягчающих и отягчающих обстоятельств, то вы должны подать в Верховный суд обращение с просьбой привести в соответствие приговор. Вы пишете, что ваш сын или муж раскаялся, и у него есть малолетний ребёнок, однако суд первой инстанции не вписал это. Поэтому просите Верховный суд скорректировать приговор в этой части. Это нужно, чтобы когда реформа начнёт действовать, у вас был уже в кармане правильный приговор».

Главная беда осуждённых, по мнению Иксанова, в том, что они не знают своих прав. Зэки привыкли плыть по течению, то есть делать только то, что им разрешает администрация учреждения, опасаясь репрессий за попытки отстоять свои права. Поэтому они даже не читают внимательно материалы, которые составила на них администрация, а потом удивляются, почему суд отказал им в смягчении наказания. 

«Мало кто знает, что осуждённый имеет право ознакомиться перед судом с материалами администрации и ходатайствовать о допросе, к примеру, родственников, с которыми он собирается вместе жить после освобождения. Они должны подтвердить, что у него будет жильё и что он не будет бичевать, воровать и опускаться на дно социума. Осуждённый может заявить также, что он будет трудоустроен и предоставить документ с предприятия, что его возьмут на такую-то должность с таким-то окладом. Осуждённый должен доказать в суде, что у него проблем не будет на воле с адаптацией к социальной жизни». 

Если суд отказывает в УДО, тогда заключённый сразу же должен ходатайствовать на месте о замене меры наказания на ограничение свободы, штраф или перевод в колонию-поселение. По словам Иксанова, проще просить о переводе в колонию-поселение, так как суды охотно удовлетворяют такие ходатайства, в отличие от УДО.

Правозащитник акцентировал внимание аудитории на тактику поведения осуждённых с администрацией колонии и судами.

«Запомните: все службы, что контактируют с зоной, впитывают её менталитет, включая судей и прокуроров. На зоне уважают силу. Соответственно, и суды, рассматривающие ходатайства осуждённых об УДО и ЗМН, тоже любят силу. Не надо плакать и ныть в суде, выпрашивать что-то, так как это скорее всего вызовет у судьи негатив и презрение. Когда человек ведёт себя в суде с достоинством, культурно и крепко, аргументированно, то судьи начинают внимательно прислушиваться — это подсознательно работает. Только не путайте хамство с силой! Осуждённый должен знать, что он наравне с адвокатом и администрацией. Нужно быть бесстрашным и уверенным в себе, тогда можно выиграть суд».  

Родственники осуждённых спросили спикера, а что делать, если сиделец не может полностью погасить иск о возмещении материального ущерба потерпевшей стороне? Зарплаты-то в колонии мизерные, поэтому нереально компенсировать крупную сумму ущерба. А из-за этого суды отказывают заключённому в УДО. 

«Когда предъявлен большой материальный иск, то платить надо. Не можете выплатить миллионы, отдайте что сможете. Это необходимо, чтобы добиться трактовки "иск частично погашен". Пускай это будут 50 или 100 тысяч тенге, главное, чтобы они ушли по назначению. Родственники должны сказать в суде, что их родной обязуется выплатить иск на воле как можно скорее, потому что с теми зарплатами, что дают в лагерях, это длительный и утомительный для обеих сторон процесс».

Вопросом на засыпку стала дилемма — давать взятку правоохранителям за положительное решение вопроса о смягчении наказания или нет? С одной стороны, не каждый сиделец может заплатить миллионы тенге за УДО. Да и где гарантия, что проблема решится и тебя не задержат за дачу взятки должностному лицу? Коррупцию нельзя поощрять, с ней надо бороться. А с другой, на кону стоит твоя свобода.

Спикер ушёл от прямого ответа. Он посоветовал действовать с учётом обстоятельств и в идеале играть не опережение. 

«Коррупцию в нашей стране никто не отменял. Судебно-правовая система ею сильно болеет. Что делать? Надо быть к этому готовыми. Любой хозяин зоны не любит внешнего вмешательства, там свои тайны. Там часто не действуют право и Конституция, зато царит коррупция. Ни одна госструктура не доверяет другой, все друг друга подозревают. Играйте по своим правилам! Хотя бы приглашайте правозащитников или журналистов, чтобы напрячь администрацию. Она же боится утечки информации, так как ей всегда есть что скрывать от общественности».

А что делать с таким важным фактором, как внутреннее убеждение судей? Часто на него ссылаются апелляционные инстанции, когда разъясняют отказ суда первой инстанции в УДО и ЗМН. 

«Многие критикуют такой элемент, как внутреннее убеждение судьи. Однако он зачастую работает законно и обоснованно. Просто осуждённые, проигравшие суд, этого не понимают. А надо чётко осознавать, что подсудимый в чём-то виновен, а в чём-то нет. Но он допускает грубую ошибку, отрицая все пункты обвинения и утверждая, что следствие сфабриковало дело. Судья в какой-то момент ловит его на вранье или искажении фактов, и под этим импульсом он все остальные доводы обвинения воспринимает как истину. Он не верит на слово подсудимому. Здесь надо или врать ближе к правде, или говорить только правду, ну или хотя бы признавать свою вину частично. Иначе проиграешь апелляцию, а кассации по этим делам нет». 

Бывает и так, что суд по своему усмотрению не вызывает осуждённого и не подключает его онлайн на заседании по УДО. Он рассматривает материалы дела, а потом отказывает. Что в таких случаях обычно предпринимают сидельцы и как нужно себя вести?

«Осуждённый по совету адвоката начинает писать длинную жалобу, указывая все допущенные судьёй нарушения закона с расчётом, что вышестоящая инстанция прочитает их и разберётся. Это неправильная тактика! Из указанных 10 пунктов нарушений пять будут спорные, и суд аргументирует, почему осуждённый неправ. А на оставшиеся пять пунктов суд не обратит внимание. Сиделец должен написать, что его на суде не было, потому что его не приглашали на заседание, а значит, само решение суда было незаконным. Он должен просить отменить решение суда и провести новое заседание в законном формате».

В конце встречи спикера спросили, как он оценивает уровень квалификации нынешних судей, прокуроров и адвокатов в целом. Ответ прозвучал хлёстко.

«Я думаю, что у нас нет органа, надзирающего за законностью и единообразным исполнением закона. У нас есть орган созерцающий. Суд и есть обвинение. Иногда адвокаты работают на обвинение, по-шакальски помогая ему, как Табаки Шерхану из киплинговского "Маугли". А прокуратура у нас — тишь да гладь да божья благодать! Надо многое менять — например, политическую систему в правовом секторе, иначе суды по-прежнему будут неправильно действовать, а прокуроры бездействовать. Что касается адвокатов, то у нас нет толковых специалистов по делам о наркоте. Были когда-то, но они или уехали, или отошли от дел, кого-то самих сгноили в лагерях, а кто-то спился», — резюмировал Иксанов. 

Глас вопиющего в правовом поле

После окончания мероприятия мы поговорили с председателем общественного объединения «За справедливость» Татьяной Кайханиди. Она вместе с Тимуром Иксановым участвовала в заседаниях рабочей группы при МВД и отстаивала новый законопроект в мажилисе. 

Замминистра внутренних дел Санжар Адилов заявил на брифинге в Астане, что сейчас в казахстанских колониях отбывают наказание 4000 наркопреступников. Из них 1200 человек — закладчики. А по вашим данным, сколько народу сидит в лагерях за распространение запрещённых веществ?

— По данным нашего объединения, эта цифра превышает 10 тысяч человек. Большая часть из них сидит по ч. 3 ст. 297 УК РК за сбыт наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов группой лиц по предварительному сговору или за сбыт в крупном размере.

Ваша инициативная группа вносила разные предложения в новый законопроект. Какие из них не одобрили депутаты?

— Мы по примеру законодательств разных стран мира предложили внести в наш Уголовный кодекс понятия «наркокартели» и «наркосиндикаты». Однако депутаты мажилиса отказались делать это, мотивировав тем, что в нашем УК есть понятия «наркобизнес» и «организованные преступные группы». Мы также предлагали разграничить лёгкие и тяжёлые наркотики, то есть наркотики растительного происхождения и полученные синтетическим путём. Но народные избранники тоже ответили отказом. Для них нет разницы, каким способом получены наркотики. 

А что вам лично понравилось в принятых депутатами поправках?

— Чёткое разграничение понятий «изготовление» и «производство» наркотиков. Основным признаком производства считается серийность, что приравнивает его к особо тяжкому виду преступления. Поэтому хозяевам нарколабораторий ужесточат наказание вплоть до пожизненного лишения свободы. За изготовление наркотиков предусмотрен тюремный срок от 10 лет. 

Как вы оцениваете работу судов по делам о наркопреступлениях?

— Я крайне недовольна их работой. Считаю, что в нашей стране необходимо провести реформу судебной системы. Только тогда можно будет рассчитывать на справедливое правосудие. Сейчас наши суды, на мой взгляд, зависят от органов прокуратуры, иначе как объяснить вал обвинительных приговоров? Даже когда парней задерживают с наркотиками для личного употребления, им часто переквалифицируют обвинение с мягкой ст. 296 на тяжкую 297-ю, где гарантирован обвинительный приговор. 

После вступления в силу новых поправок изменится ли, на ваш взгляд, в лучшую сторону работа подразделений КНБ и МВД по борьбе с наркобизнесом?

— Я думаю, что в их работе ничего не изменится. 

Требуйте суда присяжных!

Мы также связались с адвокатом Азаматом Байкеновым, чтобы узнать о специфике рассмотрения в судах уголовных дел по наркопреступлениям. 

Сколько кейсов по делам такого рода наберётся в вашей адвокатской практике? Почему вы брались за них, ведь многие ваши коллеги отказываются защищать подозреваемых наркокурьеров, считая их дела заведомо проигрышными?

— За восемь лет адвокатской практики у меня было всего три уголовных дела по наркотикам. Я брался за них, потому что они казались мне интересными. Добивался, чтобы их рассматривали суды присяжных, так как это автоматически повышало наши шансы на вынесение справедливого приговора. Так оно и получалось в жизни — мои подзащитные получали адекватное наказание, в одном случае даже меньше низшего предела. 

 Можете вкратце рассказать о своих делах, и чем закончились суды по ним?

— В первом случае фабула дела такова. Родители выгнали сына из дома. Назовём молодого человека условно Сашей, полные данные своего подзащитного озвучивать не хочу. Его друг позвал жить к себе, а спустя время предложил ему вместе гнать мефедрон. Саша посмотрел на процесс производства, что-то там потрогал, но в конечном итоге отказался от предложения. После того, как полицейские накрыли нарколабораторию, его друг пошёл на сотрудничество со следствием указал на Сашу как на подельника. Следствие же любит вменять подозреваемым пункт «группой лиц по предварительному сговору», вот они ухватились за эти показания. Мой подзащитный отказывался признавать вину по ч. 3 ст. 297 УК РК и настаивал на невиновности. Я акцентировал внимание присяжных на слабых местах доказательной базы обвинения и на смягчающих вину Саши обстоятельствах, и ему в итоге дали восемь лет вместо запрошенных прокурором 12.

Два других дела закончились не так оптимистично?   

— Да, не столь оптимистично. Второе дело банальное по сути, поэтому и пересказывать его нет смысла. Скажу только, что мой подзащитный получил 14 лет за сбыт особо крупной партии марихуаны. А вот третье дело было драматичным. У супругов Н. скончался ребёнок, и глава семьи, чтобы забыться, стал употреблять мефедрон. Известно, что дурной пример заразителен — вскоре и его жена подсела на наркотики. Они вместе добывали для себя дозу, но потом женщина подала на развод. По её словам, она испугалась, когда увидела, как муж подсыпал в стакан с лимонадом их второго ребёнка мефедрон. Супругов задержали, в итоге мужчина получил срок за сбыт синтетического наркотика. 

А во всех трёх случаях суды делали градацию между изготовителями и распространителями наркотиков? Спрашиваю потому, что сроки наказания были практически одинаковые.

— Суды вообще редко когда делают подобные градации. По-моему, им без разницы, кто перед ним — опытный наркодилер, закладчик-студент или наркобарон. Вот они и дают всем одинаковые сроки. Надеюсь, после вступления новых поправок суды начнут чётко дифференцировать обвиняемых по степени опасности, которую они представляют окружающим, и давать им разные сроки наказания. Советую родственникам обвиняемых позаботиться о «подушке безопасности», а именно просить, чтобы дела их родных рассматривали суды присяжных.

Читайте также:

• За наркобизнесом в Казахстане может стоять кто-то из власти — депутат
• Наркокурьерам смягчат наказание: как это скажется на работе полицейских и приговорах суда