Казахстан — лидер в регионе по индексу запрета пыток

В международный день в поддержку жертв пыток казахстанские правозащитники рассказали о случаях пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения с людьми в нашей стране. На онлайн-пресс-конференции с докладами выступили директор общественного объединения «Кадiр-касиет» Анара Ибраева, член общественной наблюдательной комиссии в местах принудительного содержания по Акмолинской области и общественного совета при МВД Олжас Сыздыков и руководитель фонда «Не молчи» Дина Смаилова. Корреспондент Orda.kz выслушала докладчиков и выделила важные проблемные моменты.

На пресс-конференции рассмотрели три вопроса: индекс запрета пыток в Казахстане: динамика в разрезе нескольких лет, предложения по совершенствованию тюремной реформы и пытки, с которыми сталкиваются выжившие после изнасилования женщины в полиции.

Мы до сих пор не знаем, сколько в Казахстане полицейских

Анара Ибраева представила данные по замеру индекса запрета пыток в семи странах региона ОБСЕ, в которые входят Россия, Казахстан, Украина, Армения, Молдова, Беларусь и Кыргызстан. В 2023 году Казахстан стал лидером с положительной динамикой по запрету пыток, индекс составил 132,51, на втором месте Армения с показателем 131,5. Далее в рейтинге расположены Молдова и Украина. В России этот индекс равен 21,61, в Беларуси — минус 93,83. Индекс Казахстана за последние пять лет вырос от минус 3,04 до 132,51.

По словам правозащитницы, для составления индекса эксперты использовали только официальные данные из открытых источников, при проведении опросов охватили широкий круг следователей, прокуроров, адвокатов, судей, правозащитников. 

«Казахстан не всегда был в лидерах. Этот замер рабочая группа делает пятый год и пробует комплексно подойти к оценке ситуации с пытками в Казахстане и в других странах. Второй год у нас в стране это делают две организации: Бюро по правам человека и общественное объединение "Кадiр-касиет". Этот индекс мы готовим на основе исключительно официальной статистики, которая имеется в открытом доступе. Если такой статистики нет, и мы получили данные из неофициальных источников, мы их просто не включаем в индекс», отметила Анара Ибраева.

По мнению правозащитницы, положительная динамика стала возможна благодаря дополнениям в Уголовный кодекс, в частности, дополнению статьи 146 («Жестокое, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение, пытки»). 

«Тут никакой кривой, как, например в России, где показатели скачут от плохих к хорошим и так далее. Или в Беларуси, где всё за минусом. В Казахстане мы можем отметить достаточно хорошую тенденцию. В принципе, позитивные шаги есть. Можно утверждать, что бОльшую часть обязательств по приведению в соответствие с конвенционным определением пыток и жесткого обращения казахстанское законодательство и власти выполнили», сообщила правозащитница. 

Однако в целом проблема пыток и жестокого, бесчеловечного, унижающего достоинство обращения в Казахстане остаётся очень актуальной. Противоправных жестоких случаев не стало меньше, просто в нашей стране сложно вести официальный открытый учёт всех прецедентов. Эксперты, изучающие этот вопрос, зачастую сталкиваются с тем, что нет элементарных статистических данных. Например, официальной цифры, отражающей общее количество полицейских в стране.

«Мы не знаем до сих пор, сколько полицейских в Казахстане. Хотя в других странах такая статистика есть. Мы не знаем, сколько работников пенитенциарной системы (людей, отвечающих на исполнение наказаний и реабилитацию осуждённых). Нам неизвестно точное количество осуждённых, подследственных, задержанных. По-прежнему никто из госорганов не может предоставить сведения, сколько людей задерживают в административном порядке. Это сплошное отсутствие доступа к информации»,  подчеркнула правозащитница. 

Также в Казахстане до сих пор законодательно нигде не прописан пункт о возможности прямого и немедленного признания недопустимыми доказательств, полученных под пытками. 

«Как правило, судьи откладывают вопрос о разрешении ходатайств о признании доказательств недопустимыми и таких доказательств на потом, а потом и вовсе "забывают" их "разрешить"», пояснила корреспонденту Орды Анара Ибраева.

Из позитивных моментов докладчица отметила, что количество дел о пытках, переданных в суд, возросло. В 2023 году суды рассмотрели 21 дело и вынесли 14 обвинительных приговоров. 

«Если говорить о количестве обращений с жалобами, сообщений о пытках, то мы столкнулись который год подряд с тем, что госорганы предоставляют разные сведения. Нет единой базы, где можно было бы отметить, какие обращения, повторяющиеся в разные госорганы, какие из них касаются жесткого обращения, а какие - пыток. Более того, комитет правовой статистики при Генпрокуратуре до сих пор не разделил ч. 1 ст. 146 (жестокое обращение) от пыток. Здесь у нас барьеры и препятствия для анализа», отметила докладчица.

Также в Казахстане не работает в полную силу Стамбульский протокол, регламентирующий принципы эффективного расследования и документирования пыток и другого жестокого, бесчеловечного, унижающего достоинство обращения и наказания. Не ратифицирована Стамбульская конвенция, направленная на защиту от насилия и домогательств. 

Тюрьма должна стать социальной клиникой, а не социальным лепрозорием

Олжас Сыздыков рассказал, как нарушаются права заключённых. 

«Мы ежегодно даём рекомендации госорганам по исправлению ситуации. Рекомендации ежегодно были одни и те же, и связаны они были со слабой материально-технической базой и неправомерным применением спецсредств в отношении осуждённых», сказал правозащитник.

Как член общественно-наблюдательной комиссии по защите прав человека в местах принудительного содержания Олжас Сыздыков посетил разные тюрьмы, в которых зафиксировал такие нарушения, как тюремная иерархия, дискриминация верующих и другие. 

«Дискриминация была подкреплена нормативно-правовыми актам. В частности, приказом МВД № 503, в котором указывается, что осуждённые верующие могут исполнять свои обязательства только в личное время, что фактически ограничивает исполнение пятикратного намаза», отметил Олжас Сыздыков.

По его словам, государственные органы не особо реагируют на проблемы содержания осуждённых.

«Мы требовали изменить, исправить ситуацию, но государство шло только на косметические изменения, очень часто за счёт внутренних резервов, что, несомненно, является дополнительным коррупционным фактором. Руководители ведомств говорили о недостаточном финансировании, о необходимости строительств новых тюрем европейского образца, что, по их мнению, сразу решило бы все проблемы», пожаловался правозащитник.

В качестве подтверждения своих слов он привёл пример относительно новой тюрьмы — учреждения строгого режима РУ 170/3 (в Уральске), открытого в 2016 году. Оттуда постоянно поступают жалобы на жестокое обращение с заключёнными и пытки.

«Всё это говорит о том, что проблема не только и не столько в материальной базе, а больше в головах», считает правозащитник. 

Отдельно он отметил, что отношение в нашем обществе к тем, кто преступил закон, напрямую влияет на количество случаев нарушения прав заключённых.

«Когда мы говорим о гулаговском наследии, мы должны понимать, что оно заключается прежде всего в отношении общества к оступившимся гражданам. И дело здесь не только в должностных лицах. Карательный популизм сидит в каждом из нас. Если в какой-то момент были люди, даже в уголовно-исполнительной системе, которые утверждали, что мы рано или поздно должны выйти за рамки тюремного заключения в качестве реакции на нарушение закона, то сегодня мы видим, как тюрьмы опять стали основой для уголовного контроля. Если совсем недавно в Казахстане было 30 000 тюремного населения, то сейчас 37 000», сообщил он.

Правозащитник считает, что необходимы системные изменения с поиском альтернатив тюремному заключению:

«Необходим полный пересмотр системы уголовных наказаний с введением альтернатив тюремному заключению, пересмотр шкалы сроков наказания и, наконец, пересмотр политики вынесения наказаний, включая разработку условно-досрочного освобождения, автоматически наступающего при достижении необходимого для этого срока. Такие реформы должны быть инициированы, разработаны и внедрены при помощи экспертного сообщества и ограждены от популизма политиков. Тюрьма должна стать социальной клиникой, а не социальным лепрозорием», думает Олжас Сыздыков. 

Это всё пытки и фемицид!

Дина Смаилова про пытки, с которыми сталкиваются выжившие после изнасилования женщины в полиции, у экспертов и в судах. 

«ВОЗ признала изнасилование пытками, исследования показали, что ПТСР после изнасилования выше, чем у солдат после боевых действий. Кроме того, что женщина или ребёнок переживают пытки во время акта насилия, они сталкиваются с ещё более чудовищными пытками там, где ищут защиты своих прав!» отметила Дина Смаилова. 

По мнению правозащитницы, пытки для выживших после насилия в Казахстане начинаются с отношения сотрудников полиции к этому виду преступлений. 

«Расследование изнасилований проходят негуманно, женщины заведомо обделены в правах, так как закон больше защищает права насильников, а не жертв насилия. Агрессору предоставляют адвоката, либо он сам нанимает сразу несколько, а потерпевшая остается один на один с теми, кто будет добиваться закрытия дела, применяя самые негуманные методы».

Правозащитница указала на дыры в законодательстве Казахстана, которое не предусматривает, например, психологическую помощь, инструкции для потерпевших, право на контрацепцию и защиту от венерических заболеваний. 

«Пережившие насилие женщины сталкиваются с обесцениванием боли, физических и моральных страданий во время допросов, обесцениванием чувства страха, унижения и подавленности, отсутствием эмпатии и сочувствия, отсутствием правовой поддержки в виде подробных инструкций для жертв сексуализированного и бытового насилия»,  отметила она. 

Зачастую жертв насилия принуждают не писать заявление, возлагают вину на жертву, запугивают, что сообщат родителям или мужу. Если женщина хочет скрыть происшествие от семьи, информацию раскрывают третьи лица, всё это сопровождается унизительными допросами со стороны адвокатов подозреваемых, нападками со стороны родственников и так далее.

«Это всё пытки и фемицид!» заявила Дина Смаилова. 

Правозащитница отметила, что у нас в стране полностью отсутствует социальная поддержка, выплаты пособий, бесплатная помощь психологов, юристов во время следственных действий и судов. 

«Всё это возложено на общественников или волонтёров. Государство мало того что создало все условия для роста насилия, так ещё и самоустранилось в помощи пострадавшим. Мы как фонд, который работает с такими кейсами восемь лет, за свою правозащитную деятельность подвергаемся преследованию со стороны МВД РК», сказала докладчица.

Дина Смаилова по пунктам разложила все пытки, через которые проходят пострадавшие от насилия женщины в Казахстане во время следствия и судебных процессов. Все эти вопиющие случаи мы передаём дословно. 

1. Первое унижение — рассказать об этом мужчине-полицейскому, из всех наших уголовных процессов я могу отметить только пять следователей, которые берегли психику потерпевшей во время допроса. Пять из более 1000 дел по республике! Остальные смотрят на жертв как на грязную, опущенную терпилу. Например, в Усть-Каменогорске снимали на камеру женщину, у которой было временное помешательство и амнезия после избиения и изнасилования, её снимали на камеру и гоготали люди в погонах!
2. Экспертизы в 99 % проводят мужчины, неважно, кто на гинекологическом кресле у судмедэксперта, девочка-подросток или взрослая женщина. В одном из уголовных дел в Алматы у потерпевшей были квалифицирующие признаки жестокого обращения, такие как удушение, побои, серьёзные разрывы заднего прохода. И вот с такими признаками, в тяжёлом психологическом состоянии её осматривают несколько мужчин-экспертов, после того, как её изнасиловал мужчина, что ухудшает её психологическое состояние, после чего она наотрез отказывается участвовать в дальнейших следственных мероприятиях, что позволило преступнику остаться безнаказанным. 
   Сложная экспертиза у судмедэкспертов для одной нашей потерпевшей закончилась цветными фотографиями её половых органов, которые приложили к делу и которые видели все участники процесса, следователи, прокуроры, адвокаты, общественные представители, её отец и мать и т. д. Когда она увидела это в деле, у неё случилась истерика, она ежедневно звонила и умоляла уничтожить эти фото. Пришлось приложить усилия, чтобы это было убрано из материалов дела.
3. Как проходит выемка нижнего белья: потерпевшей в руки дают её трусы и фотографируют в развёрнутом виде вместе с её лицом, причём рядом стоит полицейский; как правило, снова мужчина. Мы спрашиваем: зачем? Какие ещё унижения надо пережить несчастной изнасилованной, чтобы её дело дошло до суда?
4. В первый же день потерпевшая и ребёнок в том числе несколько раз рассказывает, как и кто её насиловал, во всех подробностях, сначала опергруппе, потом дознавателю, потом (а это вообще я считаю никому не нужная пагубная практика) её вызывают отдельно в кабинет начальника следственного отдела или ДП и он в присутствии нескольких подчинённых всё это слушает, а затем только назначают следователя, и она снова всё расскажет следователю уже на камеру.
5. На допросах некоторые следователи и адвокаты подозреваемых зачем-то задают вопросы о первом сексе, о количестве половых партнёров, о том, каким сексом любит заниматься потерпевшая, любит ли анальный и оральный секс. Какие любит носить трусы... возможно, кому-то это поможет составить личный портрет потерпевшей, но зачем?
6. Дети расписываются во всех протоколах допросов сами, даже дети, которые ещё не ходят в школу!
7. Очные ставки даже с детьми идут в одном тесном кабинете, и потерпевшая вынуждена видеть своего насильника и находиться с ним в непосредственной близости! У каждой женщины, девочки-подростка, ребёнка индивидуальное восприятие подобных процедур. Когда её заставляют догола раздеваться судмедэксперты-мужчины для осмотра побоев и травм, это тоже травма, это унизительно, особенно сразу после таких пыток, как изнасилование.
8. В уголовном деле указаны все контакты потерпевшей, её представителей, родственников и свидетелей, и после ознакомления, как правило, начинается травля, к потерпевшей в дом заваливаются толпы родственников подозреваемого, идёт давление на свидетелей и т. д. Несколько наших подзащитных жаловались на вандализм со стороны родственников подозреваемых, им писали матерные слова на заборах и воротах домов, одной из подзащитных развешивали трусы на заборе, другой писали угрозы, третьей угрожали убийством и поджогом дома!

После такой цепи унизительных процедур многие, по словам правозащитницы, просто не заявляют о факте насилия.

Дина Смаилова обратила внимание на грубые нарушения прав потерпевших, как взрослых женщин, так и несовершеннолетних, в статье 120 Уголовного кодекса («Изнасилование»). Помимо того, что в ней нет чёткого определения изнасилования, которые можно трактовать на усмотрение следователя и суда, в законе насильник прописан как «половой партнёр». 

«Законы пишутся мужчинами из правоохранительной системы, а значит, не учитывается особенность женской психики и поведения, ведь сопротивление — это абсолютная норма для мужчины, когда на него нападает другой мужчина, но не для женщины, которую с детства учат быть хорошей девочкой, слушаться и опасаться мужчин. Наша научная школа юриспруденции отстаёт от современных мировых тенденций в области исследований психолого-психиатрических практик, поведения жертв в момент совершения преступления, что накладывает отпечаток на казахстанскую судебную систему в области законодательства и правоприменительную практику в области следствия и дознания. Вот поэтому мы считаем пытками любое изнасилование и расследование преступлений против половой неприкосновенности», сказала в заключение правозащинтица.

Читайте также:

• Неравенство в судах: как родственники влиятельных чиновников остаются безнаказанными
• Дело генерала Аманбаева и пытки в Антикоре: интервью с экс-начальником оперативного отдела финпола Алматы
• «Не виноватый я, она сама пришла!» Девушка, которую изнасиловал блогер, требует открытого судебного процесса