Легко не будет: почему Налоговый кодекс — плата за лучшее будущее для Казахстана?

Накануне Orda.kz опубликовала интервью с экономистом Маратом Абдурахмановым, который обратил внимание на то, что заявления министра экономики Серика Жумангарина о новом Налоговом кодексе несколько разошлись с действительностью.

Сегодня мы публикуем второе интервью — с экономистом Арманом Бейсембаевым. В этом материале — альтернативная точка зрения на то, почему новый Налоговый кодекс получился именно таким, и ответ на вопрос, действительно ли власти Казахстана нарушают общественный договор с народом.

Арман, добрый день. У некоторых экономистов сейчас возникают вопросы к министру экономики Серику Жумангарину. Они говорят, что его заявления о новом Налоговом кодексе не совпали с реальностью, и видят в этом нарушение социального договора. Как вы считаете, насколько справедливо такое мнение?

— «Нарушение социального договора» — это, на мой взгляд, слишком громко сказано. В этом есть доля эмоций. Дело в том, что общественный договор, который существовал ранее, по большому счёту прекратил действовать в 2022 году. Январские события показали, что со стороны общества есть определённый запрос на изменения. Власть взяла это на вооружение. Речь шла как раз о переписывании того самого социального договора. Власть предложила обществу новый контракт и рассчитывает, что общество на это как минимум согласится. Те политические реформы, которые президент предложил, и новая экономическая политика — часть парадигмы, в которой мы сейчас находимся.

Но почему общество свою часть сделки выполняет (и в политику не лезет), а государство отвечает ему повышением налогов?

— Если вы ожидаете каких-то изменений, реформ, если вы хотите, чтобы в стране что-то поменялось, — неужели вы думаете, что это всё будет бесплатно для вас? Реформы бесплатно не делаются. Для реформ нужны деньги. Что делает сейчас власть? Ищет деньги повсюду — где может, как может, в меру своих способностей. Борется с коррупцией — плохо получается, откровенно говоря, но тем не менее. В 2022 году была запущена работа по возвращению незаконно выведенных активов, на которые власть решила строить школы и больницы. Это же для ваших детей, для будущего страны, вы же этого хотели. С 2022 года начали вскрываться многие проблемы — трубы стали рваться, ТЭЦ стали взрываться, люди оставались без тепла, без света и без воды. Пандемия показала, что надо было, оказывается, и интернетом заниматься. Перед властью встала огромная задача — ей сейчас приходится делать всё, везде и сразу. И на это нужно очень много денег. На одну только коммунальную сферу — больше 10 трлн тенге до 2030 года. Эти деньги нужно откуда-то доставать.

В том числе из карманов собственных граждан, которые и так не богатеют?

— Количество бедных увеличивается — это немаловажный фактор. Предыдущая экономическая модель, в которой мы до этого жили, себя исчерпывает. И по мере того, как она себя исчерпывает, бедных становится всё больше. Их надо как-то поддержать, людей надо попытаться вытащить из нищеты. Сразу это сделать не получится. Значит, надо менять и развивать экономическую модель. А изменение экономической парадигмы предполагает изменения в обществе.

А само общество это понимает?

— Общество меняться не хочет. Общество хочет жить, как раньше. Но при этом у него запрос к власти — «вы должны всё поменять». То есть вы меняйтесь, а мы посмотрим — и, может быть, поменяемся тоже. Извините, это так не работает. Это обоюдное движение: общество должно давить на власть, чтобы она менялась, но и власть тоже требует от общества изменений. Ваши привычки, взгляды, потребности и запросы тоже должны меняться. Общество в целом приветствовало все реформы, но почему-то не поняло, что эти реформы будут делаться за его счёт. Вы сами все эти реформы оплатите. Надо трубы менять, инфраструктуру обновлять — откуда брать деньги? Из ваших карманов! А каким образом вы себе это представляли? Что это будет делаться бесплатно? Так не бывает.

Людей можно понять — им не нравится, когда государство лезет к ним в карман. То с всеобщим декларированием, то с налоговой реформой.

— Никому не нравится, что государство лезет всюду — как в предыдущий период тотального огосударствления. Это «государственный капитализм», когда власть всё контролирует и всё даёт. Огромное количество льгот, низкие налоговые ставки, теневой сектор, куда можно уйти спокойно, и вам ничего им за это не будет — люди хотят эту часть оставить, но при этом также хотят, чтобы страна и экономика поменялись. Вам не кажется, что это признак шизофрении? Если вы хотите изменить экономику, вам придётся меняться вместе с ней. Никакого больше теневого сектора. Никаких низких налогов. По-другому не бывает: если хотите, чтобы в стране что-то изменилось, будьте готовы раскошелиться по полной программе.

Допустим, население и бизнес раскошелятся — что они получат взамен? 

— Если вы раскошеливаетесь, то имеете право требовать от государства, чтобы оно исполняло свою часть социального контракта. Нет добрых дядек, которые сами придут и сделают вам хорошо. «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино» — так не бывает! Делайте что-нибудь — требуйте, контролируйте. И президент тоже об этом говорит. Налоговый кодекс — это часть того самого социального контракта. Перед государством стоит задача: слезть с нефтяной иглы, при этом уменьшив ненефтяной дефицит. А значит, наполнение бюджета полностью ложится на плечи самого общества! Ну нет у государства своих денег. Поэтому — да, мы сейчас находимся на стадии фискального ужесточения, ужесточения институциональной среды. Тепличных условий, в которых мы находились, больше не будет. Я не считаю, что это нарушение социального договора.

Почему раньше попытки повышения налогов проваливались, а сейчас, несмотря на критику, государство продавливает ужесточение фискальной политики?

— Предыдущий состав правительства, до Бектенова, тоже порывался поднять ставку НДС. Но не предлагал ничего концептуально нового — просто технически хотели переписать одну цифру, ничего остального при этом не трогая. Что бы это поменяло? Ничего. Да, может быть, налогов больше собрали бы — где-то 2,5–3 трлн тенге дополнительных доходов в бюджет. Но концептуально экономическая и институциональная парадигма не поменялась бы. За это предыдущий премьер-министр Алихан Смаилов поплатился своим местом. Потому что не это предполагал президент, когда говорил, что мы должны строить новую страну.

То есть «Жана Казахстан» предполагает повышение налогов и цен — ради общего блага, разумеется?

— «Жана Казахстан» предполагает перезаключение общественного договора на иных основах. Государство снижает свою роль в экономике, всё больше и больше функций отдаёт стихийным рыночным силам. Ценообразование должно не диктоваться государством, а формироваться на рынке путём баланса спроса и предложения. Вот что значит этот новый социальный договор. Поэтому цены — такие, какие есть. И они, безусловно, будут расти по мере того, как будет поэтапно расширяться программа либерализации.

Как сейчас можно оценить прогресс этой программы?

— Сейчас она идёт ни шатко ни валко. В последнем своём Послании президент тоже говорил: да, вроде бы я выпустил указ о либерализации, но темпы меня не устраивают. Да, это займёт определённое время. Кто говорил, что либерализация пройдёт безболезненно? Кстати, один из признаков либерализации (перехода к рынку) — это повышенная инфляция. Это один из её неотъемлемых компонентов. Когда вы от государственного управления переходите к рынку, где цены формируются на основе баланса спроса и предложения, высокая инфляция — это расплата. Когда вы играете с рынком, создаёте иллюзию благополучия, в конце будьте готовы расплатиться по полной программе. Экономика предъявит вам чек.

То есть сейчас мы расплачиваемся за годы государственного контроля над экономикой?

— Да, сейчас мы за это платим. Цены на ГСМ контролировали? Теперь они растут. Кому это нравится? Никому. Но как вы хотели? Государство из этой сферы потихоньку уходит — топливо растёт в цене. Государство понимает, что ЖКХ оно больше финансировать не готово и не способно. Туда надо привлекать инвесторов, капиталы — надо сделать эту сферу хотя бы безубыточной. Поэтому тарифы ЖКХ тоже растут. И вырастут ещё в два раза как минимум, прежде чем коммунальная сфера выйдет хотя бы на точку окупаемости. Там можно будет уже индексировать тарифы на уровень текущей инфляции (хотя какой она будет, никто не знает). Конечно, это всё никому не нравится.

Хорошо, а как быть с урезанием льгот, с отказом от перечня социально значимых продуктов?

— Идут программы приватизации — то, что раньше было государственным, становится частным. Частники диктуют свои правила, указывают свои цены, и они, как правило, выше государственных. Это тоже инфляция и увеличение расходов населения. То же самое с социально значимыми продовольственными товарами. Перечень СЗПТ собираются отменять. Поэтому цены на хлеб перестанут контролировать, как и цены на картошку, капусту, лук и так далее. Эти цены станут подвержены сезонным колебаниям. Да, это предполагает их рост. Вы хотели рынок? Получите рынок. Никто не говорил, что это будет приятно.

Сколько ещё казахстанцам придётся привыкать к переходу на рыночные рельсы?

— Трансформационные процессы займут определённое время — может быть, три года, может быть, пять, или растянутся на десятилетие. А может быть, у нас вообще ничего не получится.

И чего нам ждать в таком случае?

— Простой пример: есть развитые страны, есть развивающиеся страны и есть Аргентина. У которой, что бы она ни делала, ничего не получается — хотя в середине XX века страна была довольно успешной. Но она мечется между рынком и социализмом в худшем его проявлении. Это страна, которая наибольшее число раз проходила через дефолт. Сейчас у них пришёл к власти Хавьер Милей, начал проводить тотальную либерализацию — и это ему вылезло боком. В 2020 году Аргентина объявляла дефолт, а недавно опять попросила в долг у МВФ. Каждый кризис — это дефолт Аргентины. Сколько бы они ни пытались перейти на рыночные рельсы, ничего у них не получается. История тотального аутсайдера. Наша задача — не превратиться в ту самую Аргентину.

Звучит пессимистично — где гарантии, что Казахстан не провалит эти реформы?

— Никто не гарантирует нам успех. Но это не значит, что нужно сидеть и ничего не делать — это всё равно закончится катастрофой. Власть действует в меру своего разумения — медленно, аккуратно, пытается выверять свои шаги. Не всем и не всё нравится, я это прекрасно понимаю.

Сложно упрекать население и бизнес в том, что им не нравится новый Налоговый кодекс.

— Я не большой специалист по Налоговому кодексу. Здесь нужно комплексно смотреть, разговаривать с бухгалтерами, с налоговыми экспертами. Там есть кнут в виде повышенной ставки НДС и запретительного списка по упрощёнке. Но есть и пряник — в виде налогового режима для самозанятых. Только, как у нас любят шутить, пряником иногда тоже бьют. Да, всё это неприятно, болезненно. Потому что мы находимся на той стадии, когда институциональные процессы, в том числе фискальные, ужесточаются. Общее впечатление о Налоговом кодексе — это ужесточение фискальных условий и дисциплины.

К чему это ужесточение приведёт?

— Есть, конечно, позитивные ожидания, есть и очень негативные — мол, мы все сразу с голоду умрём. Но все понимают, что это ужесточение неизбежно и необходимо, хоть и болезненно. Экономика — штука достаточно гибкая, адаптивная. Поэтому обычно получается «серединка на половинку». В определённых моментах станет лучше — например, всё-таки признали самозанятых, уже хорошо. То, что сократили перечень упрощёнки — тот самый запретительный список, куда 790 видов деятельности попали — здесь эффект надо будет оценивать отдельно. Да, кто-то закроется, кто-то обанкротится. Но мы пока не знаем, как экономические агенты отреагируют на новые институциональные условия. Просчитать реакцию экономики на подобные вещи в полной мере не представляется возможным.

Хотя бы какие-то тенденции для бизнеса можно наметить?

— Каждый бизнес на своём уровне будет решать — строить свои модели, подсчитывать издержки и ожидаемую доходность, пересматривать списки контрагентов… Эта работа уже идёт. Вклад в инфляцию нынешнего года — это в том числе ожидание будущего повышения НДС. Бизнес его в свои модели уже заложил. Многие из тех, кому предстоит с этим повышением столкнуться, уже начали перекладывать издержки на конечного потребителя: повышать цены, перестраивать бизнес под новые условия. Это происходит уже сейчас. И это на самом деле правильно — рынок от государства получил сигнал, отреагировал и начал свои ожидания уже сейчас закладывать в цены. Это абсолютно логично.

Когда можно будет более уверенно оценивать последствия налоговой реформы?

— Мне кажется, после 1 января надо будет подождать хотя бы один квартал. Будем смотреть, что изменилось. Будем оценивать динамику открытых и закрытых юридических лиц — скорей всего, многие самозанятые, которые сейчас зарегистрированы как ИП и в статистику попадают как предприниматели, будут закрываться и переходить на режим для самозанятых. Надо будет смотреть на реальный сектор — производство, услуги: кто на самом деле будет прекращать деятельность, а кто релоцируется.

Кстати про релокацию. Насколько велик риск, что наш малый бизнес из-за высоких налогов массово уйдёт в соседние страны — Узбекистан, Кыргызстан и так далее?

— Далеко не все виды деятельности можно перевезти. Попробуйте релоцировать кафе. Есть те, кто заточен именно на казахстанский рынок — можно ли переехать в соседнюю страну и продолжать работать на Казахстан? Если вы меняете юрисдикцию, то становитесь нерезидентом — добро пожаловать в общеустановленный режим. Так что мне сложно представить себе такой массовый исход. Конечно, те, кто захочет переехать и могут себе это позволить (например, IT-компании), это сделают: перевезут штат, откроют за рубежом офис, поменяют юрисдикцию и продолжат работать. Кто-то может попытаться перевезти производство. Но Налоговый кодекс и тут лазейки закрывает: у вас ведь тогда будет импорт, который тоже облагается налогом по полной программе. Поэтому массового исхода бизнеса я не ожидаю.

А массового закрытия?

— И массового закрытия — тоже. В какой-то части закрытие, безусловно, будет. Мы имеем дело с изменением институциональной среды. Логично, что кто-то закроется, кто-то обанкротится, кто-то переедет. Но массовой волны банкротств по всей экономике, чтобы прямо вот тотальная разруха была, не будет. Реальные цифры мы начнём получать по итогам первого квартала.

К чему ещё готовиться казахстанцам в рамках новой экономической парадигмы?

— Мы имеем дело с новым общественным договором — и он вот такой. Какие-то отдельные моменты можно оспаривать, но в любом случае «как раньше» уже не будет. И это надо признать.

Читайте также:

• Экономическая бомба: зачем власти Казахстана лгали о новом Налоговом кодексе?
• Неоднозначный документ: что думают эксперты о новом Налоговом кодексе
• ВВП растёт, а люди беднеют: что не так с экономикой Казахстана?