«Я не обязана рожать»: монологи казахстанок, которые не хотят иметь детей

Саморазвитие, увлечения, карьера и другие причины не рожать. Orda.kz поговорила с казахстанками, которые называют себя чайлдфри, об осуждении общества, традиционных ценностях и страхе одиночества. 

Йоханна Акбергенова

Я только 10 лет назад узнала о термине «чайлдфри», но детей я не любила, ещё сама будучи ребёнком. Я росла в достаточно большой семье. Думаю, можно представить, как выглядит восточная семья – это очень много родственников и очень много детей.

Мне уже с пяти лет стали «подбрасывать» грудничков, сыновей и дочерей моих тёти и дяди. Считалось, что девочки, которым по пять-шесть лет, должны присматривать за младенцами, пока их родители на работе. Я с раннего возраста узнала, что такое материнство. И меня это очень сильно раздражало. Я уже тогда поняла, что не хочу участвовать в воспитании ребёнка, нянчиться с ним, ухаживать. И это стандартная ситуация, в которой взрослеют девочки восточных этносов. Казашки, кыргызки, узбечки и курдианки – они все с этим сталкиваются.

С годами моё неприятие материнства только крепло. Я замечала, что девушек с малых лет приучают к материнству, нам внушают, что детородная функция – это самое важное. Никто не скажет девочке, что сидеть на холодном нельзя, потому что это вредно для почек, но обязательно отметят «тебе ещё рожать».

На собеседованиях меня часто спрашивали, планирую ли я выйти замуж и родить детей. Не думаю, что мужчинам задают такие вопросы. Предполагается, что если мужчина женится и у него появляются дети, то он от этого только выиграет. Потому что у него появится прислуга, которая будет ему готовить, гладить рубашки, смотреть за домом и детьми. А женщина, помимо того, что работает, будет заниматься неоплачиваемым домашним трудом. Феминистки называют это «вторая смена». 

Лет пять назад на волне #ЯнеБоюсьСказать и #MeToo я стала интересоваться феминизмом. Если до феминизма материнство я воспринимала как биологическое явление, то сейчас я стала осмысливать его шире и как репрессивный институт на службе у патриархата против класса женщин. Дети делают женщин крайне уязвимыми, с помощью детей мужчины могут удерживать и шантажировать женщин. Для института материнства женщины – это не личности и даже не матери как полноценные единицы общества, это инкубаторы и няньки.

Была бы я чайлдфри, будь я миллиардершей? Да, я бы осталась чайлдфри. Детям нужны любовь, забота, внимание, уважение, понимание. Хотя у некоторых моих подруг есть дети, но дети вызывают у меня мало приятных чувств, я не способна их любить. Я была бы рада, если бы у нас были чайлдфри-пространства. Например, кафе. К сожалению, то, что я чайлдфри, не освобождает меня от общества детей в публичных местах.

То, что я не замужем и не имею детей, для многих повод говорить мне о том, что я какая-то ущербная, что пора бы. Когда мне заявляют об этом родственницы, знакомые или коллеги, я им говорю, что разводиться надо, пока молодая, часики-то тикают. Потому что жизнь даётся один раз, а ты всю её посвящаешь обслуживанию мужчины и детей. 

Чаще всего за нежелание иметь детей меня осуждают мужчины, что ещё раз подтверждает, что материнство – это политический институт, который нужен в первую очередь мужчинам для контроля женщин. Например, таксисты считают, что имеют право спрашивать о том, замужем ли я, есть ли у меня дети, и, узнав, что я не замужем и у меня нет детей, осуждают, говорят, что дети и брак – это важно, свято. При этом незнакомые женщины обычно даже с расспросами лезут гораздо реже, чем незнакомые мужчины.

Мои родные довольно токсичные люди. Они пытались влиять на меня, когда я была помоложе. Мне говорили, что нужно хотя бы для себя родить, чтобы кто-то в старости приглядывал, что я нахожу смешным. Я надеюсь, что в старости я буду физически здорова и не буду докучать просьбами о помощи своей партнёрше.

Собственно, попыток свести с кем-то со стороны родных не было, но я постоянно сталкиваюсь с тем, что меня хотят вогнать в сексаж-роль (роль бесплатной сиделки и няни. – Авт.). Меня просили, чтобы какую-то часть своего заработка я отправляла своей двоюродной многодетной сестре, у которой муж безработный и алкозависимый. В критические моменты я несколько раз помогла сестре, но потом стала понимать, что я имею право на свои деньги полностью и уже пару лет не занимаюсь такой благотворительностью.

Потом на меня пытались повесить племянника, который поступил учиться в Алматы, чтобы я впустила его на свою жилплощадь, содержала его, готовила ему, стирала, давала средства на какие-то расходы и прочее. Я наотрез отказалась усыновлять чьего-то взрослого здорового сына, у которого оба родители живы-здоровы и могут пристроить если не в общежитие, то на квартиру с другими студентами. Периодически я слышу, как мне не стыдно не помогать тем родственникам, у которых есть дети.

Когда они стали понимать, что их утверждения все меньше имеют силу, стали включать вставки, что я манкуртка, что это неуважение традиций.

Помимо того, что я феминистка, я лесбиянка. В лесбийской среде есть мнение (и я согласна с этим мнением), что воспроизводство – это отличительная черта гетеросексуальных женщин, которые считают себя неполноценными без наличия мужчин и детей, которые определяют себя через деторождение и принадлежность-преданность классу мужчин (жена мужа, мать сына, дочь отца). Мать, жена и даже женщина как гендер – это андроцентричные роли, созданные мужчинами для гетероженщин. Как правило, лесбиянка – это женщина в её биологическом определении, которой тесно в этих гетеросексуальных рамках, она отвергает эти гетеророли и ставит в центр своего мира себя и других женщин (не лесбийский секс как таковой).

Я знаю, что разные чайлдфри-женщины по-разному объясняют свою позицию. Моя позиция банально основана на том, что я не считаю, что я должна рожать, я не верю в «природное предназначение женщин», в сакральность гетеросексуальности или материнства. Феминизм – это теория, а чайлдфри, как и лесбийство, являются для меня феминистскими практиками, которые дают мне немного свободы в мире, где все и вся ненавидит женщин и вертится вокруг мужчин.

Надежда Калинина

В детстве, когда я увидела сцену родов в фильме, я с ужасом подумала: «Неужели меня это тоже ждёт?» Лет в 12 я поняла, что рожать совсем не обязательно. Мы свободные люди и можем сами выбирать свой жизненный путь. Где-то в 21 год я осознала, что я чайлдфри. Но этим словом я не разбрасываюсь и стараюсь не обсуждать свою позицию с посторонними людьми. Я знаю, какая может быть реакция и что каждому не объяснить свои взгляды. Если я хочу подстричься, я же не буду каждому рассказывать об этом. Это только моё решение. 

Мне никогда не нравились дети. А если они мне не нравятся, то почему я должна их заводить? Но потом я начала работать в педагогике. И увидела, что есть талантливые, красивые, умные и интересные дети. Я стала воспринимать их иначе – как маленьких людей. Но моего решения это не поменяло. 

Я боюсь родов. Для меня это отвратительно. Мне страшно, что может стать с моим телом. Если люди решаются на такое, значит, они очень сильно хотят. Я – не хочу. В прошлом году я вылечилась от депрессии. Я не представляю, что будет с моей психикой, если после родов случится гормональный сбой, а ещё придётся выполнять материнские обязанности. Материнство – это самоубийство для меня. 

Чтобы содержать ребёнка, нужно очень много денег, нужны хорошая работа, достойный человек рядом, своё жильё. Нужно стабильное государство, которое будет поддерживать. 

Но даже если всё это у меня будет, я не хочу детей. У меня слишком много интересов. Я заканчиваю заниматься одним и начинаю заниматься другим. У меня нет времени даже на маникюр сходить. Я постоянно учусь и работаю над собой. На данный момент я студентка, волонтёр, занимаюсь спортом и творчеством. В мире столько всего интересного, а жизнь очень короткая.  

С осуждением я сталкиваюсь не очень часто. Так как стараюсь не распространяться о своих взглядах. С мамой мы говорили об этом лет 10 назад. Сначала она меня уговаривала, а потом приняла мой выбор. Она рада, что я занимаюсь саморазвитием. Бабушка до сих пор не может принять того, что я не собираюсь рожать. Сейчас мы не общаемся. 

Дети – это обуза на всю жизнь. Даже если ребёнку 30, а у него ни квартиры, ни работы, придется брать его к себе. Это не до 18 лет нести за человека ответственность, это навсегда. И все проблемы ребёнка – это твои проблемы. Что касается пресловутого «стакана воды», то это вообще глупость. Нет никакой гарантии, что ребёнок будет заботиться о тебе в старости. Взрослые дети с родителями не живут, у них своя жизнь. В моём окружении нет ни одной счастливой семьи. Нет такого, чтобы я смотрела на кого-то и думала: «Какая счастливая пара, как счастливы их дети». 

Одинокой я остаться не боюсь. Будут друзья, какие-то увлечения и сообщества по интересам. Но загадывать, что будет через столько лет, я не люблю. Я даже не знаю, что будет завтра. 

Камила Жаркенова

К осознанию того, что я чайлдфри, я пришла постепенно. У меня не очень хорошо складывались отношения с мужчинами. Брак оказался неудачным. И в итоге я решила, что мне хорошо одной. Серьёзных отношений я не хочу, рожать тоже. Окончательно я это поняла в прошлом году после того, как поговорила с людьми, которые являются чайлдфри. 

В моём понимании для рождения ребёнка нужна полная семья, а так как я не хочу такую семью, соответственно, я не хочу ребенка. А рожать «для себя» я не готова. Несколько эгоистично, возможно, звучит. Но, на мой взгляд, куда более эгоистично давать жизнь маленькому человеку, приводить его в этот жестокий мир, а потом он возьмёт и скажет: «Мама, зачем ты меня родила?»

Дети никогда не вызывали во мне умиления. В детстве не понимала, что может быть интересного в игре в «дочки-матери». Когда я вижу маленького ребёнка сейчас, я испытываю страх, не знаю, как с ним обращаться. 

Мои родители смирились с тем, что я чайлдфри. Они знают историю моего брака, как я переживала, как мне было больно. Так как я не единственный ребёнок в семье, они, наверное, не сильно волнуются. Рассчитывают, что без внуков всё равно не останутся. В итоге они приняли мой выбор.

С другими родственниками было сложнее. Мне говорили, что в старости я останусь одна, что рожать – это предназначение женщины. Но я так не считаю. Семья для меня – не цель жизни. На работе пытались желать на праздники «женского счастья», но я попросила не делать этого, потому что для меня это совсем не счастье. Коллеги поняли с первого раза. Что же касается друзей, то они меня поддерживают в моём выборе. Мне повезло, что в целом я нахожусь в таком окружении, которое меня не осуждает. 

Деторождение – это очень сильный удар по организму. Врачи любят говорить: «Родишь – пройдёт». Это неправда. На самом деле со здоровьем может стать только хуже. Первые годы жизни ребёнка – тоже испытание. Нужно быть с ним круглосуточно. Я не готова к тому, чтобы 24/7 находиться с маленьким человеком, ухаживать за ним, воспитывать. Из меня бы вышла плохая мать.

Почему-то считается, что женщина – это машина для рождения детей. Может, в некоторых странах от этого стали отходить, но у нас это убеждение ещё сильно. Женщина будто бы какое-то низшее существо, если она не родила. К мужчинам гораздо меньше требований с точки зрения семьи и воспитания детей. Поэтому и к мужчинам-чайлдфри относятся лучше, чем к женщинам.

Мне кажется, что счастливая старость – это не находиться в окружении семьи и внуков, а путешествовать одной, жить где-то в домике на берегу моря. Я люблю одиночество. Оно меня не пугает. 

Автор: Юлия Владимирова